Земля горячая - [118]
Что ж, смекаю, пока дед Пантелей спит, я и в самом деле быстренько на лыжах обернусь. Ничего тут за час или за два не случится. Овцы наелись, отдыхают. Кошара на ночь убрана. Нацепил двустволку, стал на лыжи — и айда. По пути, думаю, где-нибудь на жировке белячишку подшибу — тоже дело. Пришел в село, купил конфет для девчонок моих, а жену дома и не застал. Куда ушла — неизвестно. Обуяла меня, дурака, ревность: ага, значит, с кем-то шашни завела!.. Мне бы, черту, в кошару вернуться, а я со зла поволокся в чайную. Хватил стакан-другой водки, ну и пошел валить плетни в садах. Кое-как добрался до кошары. Но хоть и в голове шумит, а чую недоброе — огонь в обогревалке не светится, собаки не брешут. Будто вымерла кошара. Ну, закричал: «Пантелеич!..» Ни ответа, ни привета. Ишь, думаю, разоспался старый. Хоть из пушки пали! Огляделся я: мать честная!.. Ворота почему-то настежь отворены, и глубокие просовы в снегу… А из кошары хрип и стон слышится. Что за наваждение! Вошел, чиркнул спичку — овцы шарахнулись в угол. А у самых моих ног Пантелеич кровью истекает, рядом с ним с десяток порезанных валушков. Посмотрел направо — и там скот резаный… И у самых ворот овцы лежат, обе собаки разорваны. Волки, подлюги, похозяйничали!.. Зашатался я от горя да о косяк и ахнулся башкой. Видите, шрам на лбу? На всю жизнь… Кровь бежит по лицу, саднит ушибленное место, будто кто щепоть соли бросил на него, а сердцу еще больнее. Что ж я наделал!.. Кинулся к Пантелеичу, а он почти не дышит. Здорово разорвали плечо ему волки. Я поскорей перевязал старика, рубаху на себе изодрал в лоскутки. Очнулся Пантелеич, всего два слова и вымолвил: «Эх, ты… Ружье…»
Судили меня, пять лет дали. Срок я свой отбыл честно, а глупости той до сих пор не могу простить себе. Как в армии говорят, самоволка… У каждого человека в характере твердая пружина должна быть, иначе… Шрам у меня на лбу остался, сами видите, давным-давно затянуло его, но вот другой шрам… тот, который на сердце, до сих пор тревожит… Подрастают дочки, в комсомол вступать будут — что они скажут об отце?..
— А вы хотели бы вступить в партию? — спросила я.
— Я?!! В партию? Да вы что?.. Эх, Галина Ивановна, нашли над кем смеяться… — Шрам на лбу Степанова посинел. — Ведь в партию рекомендовать положено, а кто за такого, как я, поручится?
— Я поручусь, я дам рекомендацию! Да и Бакланов — тоже! — горячо сказала я. — Честное слово, я рада, что вы такой, какой есть: откровенный, сомневающийся. И еще я рада тому, что вы не поспешили амнистировать свою совесть.
— Галина Ивановна!..
Я прервала его:
— Насчет рекомендации обязательно буду говорить о Баклановым.
Степанов порывисто встал, не зная, что сказать. Видно было, как он взволнован и даже растроган. Наконец не сказал, а прошептал:
— Спасибо, за все спасибо, Галина Ивановна!..
— Хорошо, что успокоили его, а то ведь извелся весь от дум и нас извел, — сказала, провожая меня, жена Степанова и тяжело вздохнула.
Попрощавшись, я вышла из дому и тут же встретила дочек Степанова: тонкие, как лозинки, глаза степановские, серые, умные.
…У Шуриного барака на лавочке сидели люди. Шуры среди них не было. Она оказалась дома — задумчивая, грустная. В глазах ее блестели слезы.
— Что случилось, Шурочка? — встревоженно спросила я.
— На душе, Галина, тяжело. Лилька написала заявление в партбюро, и уже заведены два персональных дела.. Понимаешь, два!.. О моральном разложении коммунистов Воробьевой и Минца…
— А что говорит Александр Егорович?
— Разбираться будут. А в чем разбираться? Мы любим друг друга, любим давно. И вдруг все пойдет под откос? Всему конец? Нет, нет, это невозможно! Я имею, имею право на Евгения!
Глотая слезы, Шура смотрела в окно. Оно выходило на берег океана. Океан глухо шумел; по догоравшему вечернему небу грозно мчались фиолетово-черные лохматые, тучи.
— Галка, ты молодец! Ты поступила совершенно правильно, порвав с Пересядько. Но разве Евгений не имеет права сделать так же?
— А что он говорит?
— Ему тяжело. Он просит меня уехать с ним, уехать куда угодно.
«Жить здесь теперь невозможно» — так он сказал мне сегодня.
— И ты…
— Я сказала, что это будет трусостью. Отсюда я никуда не уеду! И вообще, от собственной совести не спрячешься.
«От собственной совести»… Я рассказала Шуре о Степанове.
Она невесело усмехнулась:
— Мне все это давно известно. У тебя, Галка, ей-богу, глаза подернуты пленкой. Плохо ты еще знаешь людей. Вот хотя бы жена Степанова… Да если хочешь, она подвиг совершила, настоящий подвиг! Она же просто ангел-хранитель Степанова!
— И как ты все узнала?..
— А ты видела возле барака людей? Так вот, это наш «клуб». И к этому самому «клубу» не грех прислушиваться — много интересного можно узнать. Жена Степанова, оказывается, три раза была у него в колонии, сердцем болела за мужа, а теперь вот приехала к нему с детьми на край света. Замечательная женщина! Эх, Галка, Галка, а ведь ты чуть ли не год считаешь этих людей своими подшефными. А что ты знаешь о них? Взять хотя бы Кириллова. Да он сейчас готов не знаю что сделать с проходимцем Карпухиным. А ты помогла Кириллову схватить за руку этого усть-гремучинского «благодетеля»?
В повести «Меж крутых бережков» рассказывается о судьбе современной деревенской молодежи, о выборе ею после окончания школы своего жизненного пути, о любви к родному краю, о творческом труде. Наиболее удачным и запоминающимся получился образ десятиклассницы Фени, простой советской девушки из деревни. Феня предстает перед читателем натурой чистой, целеустремленной и твердой в своих убеждениях. Такие, как Феня, не пойдут против своей совести, не подведут друзей, не склонят головы перед трудностями и сложностями жизни. Василия Золотова читатели знают по книгам «Там, где шумит море», «Земля горячая», «Придет и твоя весна» и др.
Нелегкий жизненный путь прошел герой романа коми писателя Бориса Шахова: еще подростком Федор Туланов помог политссыльному бежать из-под надзора полиции, участвовал в гражданской войне, революционных событиях, а затем был раскулачен и отправлен в лагерь…
"Самое главное – уверенно желать. Только тогда сбывается желаемое. Когда человек перестает чувствовать себя всемогущим хозяином планеты, он делается беспомощным подданным ее. И еще: когда человек делает мужественное и доброе, он всегда должен знать, что все будет так, как он задумал", даже если плата за это – человеческая жизнь.
Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».