Земля горячая - [121]
К судейскому столу вызвали Таню. Не легко было бедняге, я видела, что Таня готова сквозь землю провалиться от стыда. Говорила она сбивчиво, неуверенно, и все же собравшиеся в зале «Богатыря» сочувствовали ей. С разных мест раздавались выкрики: «Опутал Карпухин деваху!», «Здорово окрутил, чертяка!»
Толя сидел, понурив голову, и нервно скручивал в трубочку газеты. «Волнуется», — подумала я. Да и как ему не волноваться — Карпухин свои делишки обделывал и тогда, когда Толя был парторгом порта… Он, конечно, не мог не знать о махинациях начснаба.
К столу, за которым сидели Степанов и члены суда, пыхтя, пробрался Булатов, вызванный как свидетель. Грузно повернувшись к залу, он забасил:
— Карпухин не преследовал корыстных целей, товарищи. За что же судить его? Человек за общее дело страдает! Карпухину свои деньги пришлось выложить на бочку. Не каждый из нас сделал бы это! — демагогически воскликнул Булатов. — Вы посмотрите, — показал он рукой на окно, за которым виднелись зеленые кроны молодых деревьев. — Здесь были пески, грязь, мусорная свалка. Все разровняли, расчистили бульдозеристы. У нас тогда еще не было техники, вот и приходилось просить у рыбокомбинатовцев. Разве такие контакты не на пользу общему делу? Разве эта зелень не радует вас?
Толя Пышный вдруг, скомкав газету, крикнул запальчиво:
— Нет, не радует, Семен Антонович! И откуда у вас такое нелепое понятие: преступление для общей пользы! Если хотите знать, из-за вас и Карпухин, да и я подчас не понимали, что совершаем преступления!..
Булатов грубо оборвал Толю:
— Когда ваша милость были парторгом, то рассуждали вы так же, как и я. Что же случилось?
— А случилось то, что случается рано или поздно с каждым, — человек начинает видеть, что хорошо, а что плохо!
Булатов, опасаясь, вероятно, что Пышный начнет перечислять всякие неблаговидные делишки, сказал председателю:
— Нельзя ли без хаоса? Что это, сходка, что ли?..
Степанов спросил Толю:
— Хочешь еще что-нибудь добавить?
— Да, — ответил Толя твердо. — Мне кажется, рядом с Карпухиным должен сидеть и Булатов! Это он поучал Карпухина, как надо ловчить и изворачиваться, вместо того чтобы действовать, как полагается — официально, по закону!..
Булатов покраснел, глаза его грозно сверкнули. Он так посмотрел на Толю, что казалось, вот-вот бросится на него.
После Толи поднялся один из капитанов и сказал, что перед отправкой его судна в рейс пришлось тоже израсходовать спирт на угощение представителей порта во главе с Булатовым. Капитан считал, что все это пошло на «пользу дела», чтобы ускорить отправку судна, а теперь понял — был не прав…
Булатова словно кольнул кто-то. Он вновь стал усердно обосновывать ту же нелепую точку зрения, упрямо повторяя, что любые средства оправданы, когда в виду имеется общая польза. Но теперь он говорил зло, горячась и волнуясь.
Хотя Булатов и усиленно защищал своего подчиненного, никто не ожидал, что Карпухин дойдет до такой наглости. А он прямо так и сказал:
— Ну что ж — да, выдавал спирт, и расписки словчил. А для чего я это сделал? Для себя, что ли? Нет, не для себя — для вас же, для общего!
Толя был мрачнее тучи. Мне стало жаль парня. Подсев к нему, я тихонько пожала его руку. Он посмотрел на меня и прошептал:
— Галка, как я был слеп, какой я был дурак!.. И никто не встряхнул меня… до самых выборов…
— Видишь ли, Толя, — сказала я, — мы все тогда многого не понимали…
Кто-то шикнул на нас:
— Чего шепчетесь? Приговор выносят!
— Ну, и что там сказано?
— Перевести Карпухина в разнорабочие…
— А ведь Карпухин так и не понял, за что его судили, — процедил сквозь зубы Толя, когда мы выходили из зала «Богатыря».
— Поймет! — уверенно сказал подошедший к нам Игорь. — Поработает месяца два грузчиком — непременно поймет!
— Грузчиком?.. Сомневаюсь, — усмехнулась я, — Булатов дружка в обиду не даст.
Справа от нас шла Шура, что-то убежденно говорившая Тане Нечитайло. Рядом деловито шагали Бакланов и Ерофеев.
«Так и не понял Булатов, что прошло время, когда можно было прикрываться фразой «для общего дела», — подумала я. — Еще одно-два «вливания» — и поймет!»
Быстро темнело. К нам пристроились Шура, Минц и Бакланов. Шли мы плотной шеренгой, перегородив улицу. Шура сказала весело:
— Сквозь такую стену никому не пробиться! Сила!
— Я вот о чем думаю, товарищи, — сказал вдруг Игорь. — Мы тут, на Камчатке, к коммунизму, пожалуй, быстрее всех придем!
— Это почему же? — спросил Бакланов.
— Потому, что люди здесь на виду, знают друг о друге буквально все, до мелочей. Тут не замкнешься семью замками от людских глаз. В городе человек, закончив работу, растворяется среди тысяч других. Пока узнают, чем он дышит, много воды утечет…
— А ведь Игорь прав, — вставил Минц. — В Усть-Гремучем за каждым шагом твоим сотни глаз наблюдают…
— Вот-вот, наблюдают! — усмехнулся Бакланов. — Между прочим, народ заметил, что вы с Шурой муж и жена, а свадьбу зажилили. Смотрите! Мне еще предстоит вашим делом заняться! Вот если бы пригласили на свадьбу…
— А вы пришли бы на нее? — улыбаясь, спросил Минц.
— К вам? С удовольствием! А после свадьбы уши надрал бы вам по совести. Понятно?
В повести «Меж крутых бережков» рассказывается о судьбе современной деревенской молодежи, о выборе ею после окончания школы своего жизненного пути, о любви к родному краю, о творческом труде. Наиболее удачным и запоминающимся получился образ десятиклассницы Фени, простой советской девушки из деревни. Феня предстает перед читателем натурой чистой, целеустремленной и твердой в своих убеждениях. Такие, как Феня, не пойдут против своей совести, не подведут друзей, не склонят головы перед трудностями и сложностями жизни. Василия Золотова читатели знают по книгам «Там, где шумит море», «Земля горячая», «Придет и твоя весна» и др.
"Самое главное – уверенно желать. Только тогда сбывается желаемое. Когда человек перестает чувствовать себя всемогущим хозяином планеты, он делается беспомощным подданным ее. И еще: когда человек делает мужественное и доброе, он всегда должен знать, что все будет так, как он задумал", даже если плата за это – человеческая жизнь.
Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.