Земля горячая - [102]

Волны рыжими языками лижут борта, бегут все быстрей и быстрей. Вода словно закипает. Это — перекат. Буксирный трос звенит струной. Катер пляшет на волнах.

А потом снова тишина, и лиственницы по берегам не шелохнутся, слушая, как стучит мотор нашего трудяги-катерка.

Мы спешим. Везем муку, кондитерские изделия, промтовары, приемники и телевизоры для камчатского люда.

А у меня — служебная командировка: надо посмотреть, сколько топляка застряло, да кстати, не сидят ли на перекатах плоты. Заодно надо урегулировать дела со сплавным рейдом: проверить, как оформляется документация на буксировку плотов. Минц посоветовал мне идти с баржей, потому что «на трамвайчике только успеешь полюбоваться природой, а речного хозяйства не разглядишь».

Утро великолепное, и река вся в солнечных бликах, будто в глубине ее зажглись сотни маленьких солнц. Среди этих ярких пятен тяжело идет наш маленький катер. Берега реки выглядят совсем по-другому, чем тогда, в мае. Вокруг зелень; на фоне белоснежных, слепящих глаза вершин вулканов стоят кудрявые красавицы лиственницы. А внизу буйно цветет розовыми островками шиповник.

Хорошо, когда уползает за сопки холодная камчатская зима!

— Галина Ивановна, идите сюда, — раздался из рубки голос капитана.

С ним я познакомилась вчера в коммерческом отделе. Он — из старых речников, у которых, по словам Булатова, есть голова и руки, но нет «корочек», то есть дипломов. Реку капитан знает как свои пять пальцев. Иван Иванович Смирнов плавает по Гремучей с 1932 года, водит пассажирский трамвай. Но вот уж с неделю как на реке аварийное положение, и капитаны отказываются выходить в рейс: два катера уже поломали винты о топляки и стоят теперь в ремонте. Булатов уговорил Смирнова сходить в рейс с баржей, показать, как он выразился, «этим дипломникам» класс работы.

Обстановка на реке действительно угрожающая. Я вижу застрявшие то там, то тут плоты. Густо идут бревна.

Кущ попросил Смирнова взять меня в рейс, мне он наказал «посмотреть реку глазом коммерсанта», а потом этим же «глазом» проверить на сплавной базе все документы на отправку плотов.

Ехать не хотелось, но что поделаешь — работа! Тем более что в отделе остались только мы с Кущем: Дудаков уехал в районный центр.

Я поднялась в рубку. Отсюда виднее, что делается впереди.

— Сидит! — указал мне рукой на плот Смирнов. — Это уже третий.

— Вижу…

— И вот так каждый год лесники засоряют реку.

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Можно, да невыгодно. Вы думаете, почему топляки торчат? Да потому, что бревна пускают россыпью, как говорят, молевым сплавом. Лесникам удобнее так, чем вязать плоты. Черт бы их побрал! Придется стопорить.

— Почему?

— Надо помочь ребятам стянуть плот. Толкнем разок-другой, пусть тащат. А вы тем временем сходите на берег, погуляйте. Идите вверх по реке, догоним… Может быть, боитесь?

Мне почему-то стыдно было признаться в том, что я действительно боюсь, и Смирнов, очевидно заметив это, сказал:

— С вами пойдет матрос, жимолости насобираете. Она сейчас хоть и зеленовата, но компот из нее превкусный получится. Не пробовали еще камчатской ягоды?

— Нет…

— Тогда попробуйте.

И вот мы на берегу. Сколько цветов!.. Я стала собирать их. Лилии, желтые и красные, с чашечками, полными света и тепла.

— Сюда, сюда! — закричал матрос.

Я побежала по тропинке вдоль реки. Странно: вверху на сопках снег, а здесь душно от зноя. Я сняла куртку, перекинула через руку. Хорошо! Можно с утра до ночи бродить по солнечным склонам сопок.

Матрос стоял у куста жимолости и бросал ягоды в ведерко.

— Помогите-ка мне насобирать ягод! Хочу посмотреть, как будут плот стягивать. Мне еще и обед команде надо готовить.

— Обедом займусь я сама, как только вернемся.

— Что ж, спасибо.. А знаете, в этом году много будет ягоды — жимолости, малины, ежевики… Посмотрите, сколько завязи! Вон уже кое-где и ягодка наливается.

Я посмотрела на заросли малины и вдруг обомлела от ужаса: метрах в двадцати от нас, в малиннике, стоял огромный медведь.

Медведь был действительно великан, почти черной масти, с белой манишкой во всю грудь. Продолжая кормиться, он лениво бродил по зарослям, изредка опускался на лапы, с наслаждением лакомясь кислыми муравьями и личинками. Собирая эту дань, он то и дело поднимал мурло — ждал, не потянет ли от реки запахом большой добычи. И вот он увидел меня…

— Медведь!.. — закричала я и, не помня себя, понеслась к берегу.

Матрос бросился за мной. Только у самой реки мы остановились, тяжело дыша.

— Кто это за вами гонится? — громко спросили с баржи.

— Медведь!..

— Давай ружье!.. — Старшина баржи схватил двустволку и прыгнул на берег. — Где косолапый?

На катере, наверно, услышали это, потому что Смирнов крикнул:

— Не стрелять, слышите? Старшина, вернись на баржу!

Охота, конечно, не состоялась.

Тем временем я уже была на плоту. Меня заинтересовала сплотка древесины. Пучки бревен были развернуты, того и гляди развалятся.

Кое-как перебравшись через бревна, я очутилась на конце плота.

— А почему пучки у вас развернуты? Разве это стандарт? — спросила я у капитана, буксировавшего плот.

— Какой дают, такой и ведем.

— Но ведь он рассыплется!