Земля горячая - [100]

Пронеслось дыхание шторма над моей головой, отшумел, отбушевал он, а на душе так и не стало тихо…

Припомнились слова Александра Егоровича: «Шторм кончился, Галина, теперь бы тебе только не попасть в мертвую зыбь». Сейчас мне кажется, что я все же попала в нее…

В ту памятную ночь, как только закончилось отчетно-выборное собрание, я твердо решила, что расстаюсь с Валентином навсегда, а сейчас… Сейчас они оба в беде — и Игорь, и Валентин… Говорят, что за гибель плавкрана кто-то должен пойти под суд. Кто?.. И тот и другой далеко отсюда. Там, в Корсакове, началось расследование, и пока ничего не известно. Я хотела немедленно лететь на Сахалин, Булатов дал мне отпуск — подумал, наверно, что я лечу к Валентину… Вовремя спохватилась и отказалась. Зачем давать повод для сплетен? Шура мне тоже не советовала лететь. И вот я жду приезда Игоря… Все эти дни хожу как во сне. О ком больше я думаю — об Игоре или о Валентине, сама не знаю. Трудно понять, что не дает мне покоя — любовь или жалость. Может быть, и то и другое. Любовь — к одному, жалость — к другому. Но ведь жалость унижает человека!.. Может, и меня тоже вот так жалеют? После собрания, а особенно после гибели плавкрана, все будто сговорились — не оставляют меня одну, бросают в самую гущу дел, чтобы я увлеклась, забылась. А раньше я думала иначе: не избрали в бюро, — значит, все кончено. Получилось же наоборот. Я почувствовала, что во многом нужна людям. Поручений дают мне больше, чем когда я была членом бюро.

С начальником коммерческого отдела Кущем мы договорились начинать рабочий день с обхода районов порта и разделили территорию пополам. Дудакова оставили в покое: человек в годах, а нам побегать с утра полезно — вместо физзарядки.

Когда я пришла на лесной причал, бригада Кириллова обрабатывала баржу.

Кириллов стоял у штабеля мешков и, хмурясь, что-то высчитывал.

Я подошла к нему. Он кивнул на тетрадку, испещренную столбиками цифр, и сказал:

— Не работаем — решетом воду таскаем… Простои замучили…

— И много простоев?

— Вот прикинул: за этот месяц потеряли более семидесяти часов.

— Причина?

— Баржи поступают стихийно. А ведь мы можем обработать груза куда больше.

— Я поговорю с Баклановым, да и ты потормоши начальника района.

— Что толку-то? Это не от него зависит. Ребята, закуривай!

Я пошла дальше. Остановившись у лихтера, залюбовалась четкой работой транспортеров. И вдруг увидела — брусок, поддерживающий передвижную конструкцию, полетел в воду, лента осела под тяжестью груза. Бригадир помчался к ремонтникам. Я спросила у ребят:

— Часто случается такое?

— Почти каждый день.

Мне стало неловко, как будто я виновата в этом. Я подумала: «А какое, собственно, мне до этого дело? Я должна следить за сохранностью груза и за правильным складированием его. Мне что, своей работы не хватает, что ли?» — и заторопилась по причалу. Едва не упала, споткнувшись, если б не поддержал меня за локоть Сашка — глаза шустрые, вприщурку.

— Куда это вы разогнались, миледи?

Я накинулась на него:

— Ты, диспетчер! Чего смотришь? Одна бригада простаивает — нет груза, в другой транспортер не работает!..

— Да брось ты ду…

— Договаривай, если уж начал!

— И без тебя тошно, — махнул рукой Сашка. — Смотри не полети в воду!

Я посмотрела под ноги: в настиле, по которому ходят машины, зияла дыра.

— Вот так каждый день: в одном месте залатаем, в другом проломим…

— Но почему так?

— А ты будто не знаешь? У нас как в басне: стрекоза лето красное пропела… Вот и получается вроде как у той стрекозы: зимой спали, а теперь и отдохнуть некогда. Навигация в разгаре, кругом неразбериха…

— А ты помоги разобраться.

— Кому помочь? Булатову, что ли?

— А хоть бы и ему!

— Неохота связываться. Кстати, вот что… — Сашка прокашлялся. — От Игоря вчера получил телеграмму. Просит сто пятьдесят. Ведь он спасся в одних трусиках.

— И ты послал?

— Триста. Я своих сто пятьдесят дал, а остальные — ребята.

— Молодец!

— Вот Бориса жаль… — глубоко вздохнул Сашка.

— Не то слово, Саша…

— А ты как теперь с этим… с Пересядько?

— С ним все кончено. Ну, я пошла.

— Подожди… Что делаешь вечером?

— Не знаю, до вечера еще далеко.

— Приходи к нам! Толька будет, Шуру позовем, рыбы нажарим. Приходи…

— Ладно.

Я пошла в управление порта. Как же это я раньше не подумала, что Игорю не во что одеться? Но почему он послал телеграмму Сашке, а не мне?..

В коммерческий отдел я вошла, думая об этом. Дудаков сидел за своим столом, а Кущ у окна барабанил пальцами по стеклу. Я долго стояла молча.

— Что с вами? — услышала я голос Дудакова. — Неужели из-за меня?

Очнувшись, я вдруг вспомнила, что не поздоровалась. И тут же заметила, что Дудаков и Кущ явно чем-то взволнованы. Кущ продолжал нервно барабанить пальцами по стеклу, а Дудаков рисовал каких-то чертиков на папке.

— Здравствуйте! Извините, пожалуйста, я… я задумалась. Что-нибудь случилось?

— Случилось то, чего никто не ожидал! Сегодня утром принесли вот это, — и Кущ показал на бумагу, лежавшую на его столе.

Я подошла и взяла лист. Приказ № 78 от 7 июля «Об упорядочении штатов». Читаю и глазам не верю: Дудаков попал под сокращение!..

— Н-ничего не понимаю… — еле выговорила я.