Земля горячая - [103]

Шрифт
Интервал

— Не он первый, не он последний, — равнодушно сказал капитан.

— Вот-вот, не он первый, не он последний! — вмешался подоспевший Смирнов. — Такие вот, как ты, всю реку загадили. Берут плохие плоты и ведут. Из десяти доводят до устья от силы три.

— Ну ладно, ладно, хватит травить, — тем же тоном остановил капитан Смирнова. — Так ты толкнешь сзади? Задержишься с часок, никто не осудит — товарищу помогал.

— Толкну.

Вместо часа с плотом провозились целых четыре.

За это время я нажарила карасей и сварила компот. Ела почему-то без аппетита, а команда хвалила обед. Кое-кто даже попросил добавки. Ребята все твердили: «Вот бы нам такого кока!»

На пристань пришли ночью и простояли до утра. Утром поставили баржу под разгрузку и отправились дальше. Теперь наш путь лежал к самому сердцу Камчатки, где я еще ни разу не побывала.

Стало жарче. Я в одном платье загорала, лежа на носу катера. С удивлением и восторгом любовалась я всей благодатью, окружавшей меня, как пришелец из другого мира, более сложного и сурового, и думала о том, как неожиданно и безгранично щедра жизнь. Воздух вокруг был легким, свежим и добрым, небо чистым и успокаивающим. Мне почудился аромат горных лютиков, и я сразу захмелела от ветерка.

В суете утомительных, однообразно бегущих дней я забыла, что есть на земле иной мир — мир тишины, душевного согласия, радости, солнца. И вот теперь, наслаждаясь все этим, я поняла, что никогда не надо отчаиваться, роптать на жизнь, считать себя неудачницей и самым что ни на есть разнесчастным человеком. Уж если тебе не повезло, стало тяжко, иди к морю или в лес — сам не заметишь, как растают твои печали, отойдут, забудутся горести.

Люди по странному недоумению иногда обкрадывают самих себя, забывают превращать серые будни в праздник. Ведь жизнь вокруг нас — чудо, и каждая минута — дар счастья. В какой-то хмельной усладе я на минуту закрыла глаза. Не верилось, что мы на Камчатке. Казалось, катерок наш лениво шлепает по Днепру… Вокруг солнце, зеленый огонь лугов, простор, лишь покрытые снегом горы напоминают о том, что мы на Гремучей. Ребята опять наловили рыбы, сварили уху. Экзотика! Было такое ощущение, будто я не на работе, а в плавучем доме отдыха. Вспомнив о вчерашней встрече с медведем, я встала я заглянула в рубку.

— Иван Иванович, — спросила я у капитана, — почему вы вчера не разрешили выстрелить по косолапому?

— Поглядите-ка внимательнее, Галина Ивановна: видите, сколько уток?.. А во-он по берегу опять ковыляет мишка… — Смирнов рассмеялся. — Может, вы вчера понравились ему, вот он и тащится следом?..

Иван Иванович замолчал. Взгляд его, устремленный вперед, стал холодным, а руки, державшие штурвал, вновь напряглись. Я увидела через окно рубки несколько топляков, торчащих из воды. Так и казалось, что мы вот-вот врежемся в них. Но этого не случилось — уверенные руки капитана заставляли судно ловко лавировать между бревнами…

— Только на такой крошке, как наш катерок, и можно пройти по реке. Баржу тут не проведешь. Где там… — Смирнов вздохнул. — А насчет медведя, дорогая моя, вот что скажу я вам: нельзя относиться к природе вот так — с ружьем да с топором. И река тоже, если так будет дальше продолжаться, года через два совсем обмелеет. И тогда даже на катере не пройдешь по ней, не говоря уже о плотах и баржах. Атласов открыл когда-то Гремучую, а мы ее закрываем…

Он опять замолчал. Чем-то в эту минуту Смирнов напомнил мне Ваню Толмана, который тоже горячо любил Камчатку. Но это понятно: Ваня — камчадал, а Смирнов…

— Иван Иванович, откуда вы сами?

— С Кубани, из Краснодара. Приехал сюда в тридцать втором.

— С тех пор и живете здесь?

— Как видите. Дважды пытался уехать, да не мог. Ничего не поделаешь — полюбил Камчатку. Наверно, я однолюб.

— И землетрясения вас не изводили?

— Что ж, все было. Однажды, лет двадцать тому назад, помню, месяца два трясло подряд. Вышли как-то на улицу, по времени должен быть день, а вокруг темным-темно, пыль столбом, дышать нечем. Пришлось вернуться домой. Все было, но Камчатку оставить я не смог. Едва ли найдешь где-нибудь привлекательнее места! И какая досада: есть люди, которые не берегут диво это. Так и пересажал бы негодяев за то, что захламляют Гремучую. Ох как нужны нам помощники в этом деле! Вот бы вы, Галина Ивановна, взялись да и поддержали мучеников-капитанов.

— А чем же я могу помочь вам?

— Многим. Главное — нужно наладить буксировку плотов, чтоб молевой сплав шел не дальше пристани. Ведь столько леса уплывает в океан!

Взгляд его вновь устремился вперед — большая группа бревен плыла прямо на нас. Иван Иванович сбавил ход и снова вцепился в штурвал…

Через полчаса показалось Щукино.

— Смирнов! — закричал на берегу один из капитанов, когда мы швартовались к причалу. — Представителя порта привез?

— Привез, привез, принимайте, — улыбнулся Иван Иванович и отдал команду бросить конец.

Не успела я сойти на причал, как капитаны окружили меня и наперебой начали говорить о том, что им дают плоты, которые расползаются на пятом километре.

Не откладывая дела в долгий ящик, я пошла осматривать приготовленные к буксировке плоты.


Еще от автора Василий Антонович Золотов
Меж крутых бережков

В повести «Меж крутых бережков» рассказывается о судьбе современной деревенской молодежи, о выборе ею после окончания школы своего жизненного пути, о любви к родному краю, о творческом труде. Наиболее удачным и запоминающимся получился образ десятиклассницы Фени, простой советской девушки из деревни. Феня предстает перед читателем натурой чистой, целеустремленной и твердой в своих убеждениях. Такие, как Феня, не пойдут против своей совести, не подведут друзей, не склонят головы перед трудностями и сложностями жизни. Василия Золотова читатели знают по книгам «Там, где шумит море», «Земля горячая», «Придет и твоя весна» и др.


Рекомендуем почитать
Дело о мертребе

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ровесники: сборник содружества писателей революции "Перевал". Сборник № 2

«Перевал» — советская литературная группа, существовавшая в 1923–1932 годах.


Дворец Посейдона

Сборник произведений грузинского советского писателя Чиладзе Тамаза Ивановича (р. 1931). В произведениях Т. Чиладзе отражены актуальные проблемы современности; его основной герой — молодой человек 50–60-х гг., ищущий своё место в жизни.


Притча о встречном

Размышление о тайнах писательского мастерства М. Булгакова, И. Бунина, А. Платонова… Лики времени 30—40—50-х годов: Литинститут, встречи с К. Паустовским, Ю. Олешей… Автор находит свой особый, национальный взгляд на события нашей повседневной жизни, на важнейшие явления литературы.


Неделя ущербной луны

Сравнительно недавно вошел в литературу Юрий Антропов. Но его произведения уже получили общественное признание, — писатель стал первым лауреатом премии имени К. Федина. Эту книгу составляют повести и рассказы, в которых Юрий Антропов исследует духовный мир нашего современника. Он пишет о любви, о счастье, о сложном поиске человеком своего места в жизни.


Голодная степь

«Голодная степь» — роман о рабочем классе, о дружбе людей разных национальностей. Время действия романа — начало пятидесятых годов, место действия — Ленинград и Голодная степь в Узбекистане. Туда, на строящийся хлопкозавод, приезжают ленинградские рабочие-монтажники, чтобы собрать дизели и генераторы, пустить дизель-электрическую станцию. Большое место в романе занимают нравственные проблемы. Герои молоды, они любят, ревнуют, размышляют о жизни, о своем месте в ней.