Землемер - [3]

СОЛОВЕЙ. Ёрики-маморики, слушай, какой я тебе старик?

АЛЕКСЕЙ. Я люблю русский народ и говорю с ним доступным ему языком.

СОЛОВЕЙ. Да кто тут тебе старик-то?

АЛЕКСЕЙ. Вы — старик. Вы тот самый старик. Вы не беспокойтесь, я понимаю, что это всё сон, моё больное воображение. Я вас сразу узнал, сразу, да.

СОЛОВЕЙ. (Молчит.) Какой сон? Как ты меня узнал? Тебе сколько лет?

АЛЕКСЕЙ. Мне сорок.

СОЛОВЕЙ. И мне сорок.

АЛЕКСЕЙ. Как сорок?

СОЛОВЕЙ. Так сорок. Паспорт покажу, хочешь? Ты какого числа?

АЛЕКСЕЙ. Пятого. Пятого мая. Пятого.

СОЛОВЕЙ. И я пятого. Мая пятого дня.

АЛЕКСЕЙ. Нет, нет, нет, нет, нет. (Молчит.) Шутите, да? Правда? Нет?

СОЛОВЕЙ. Кривда, да. Нет.

МОЛЧАНИЕ.

АЛЕКСЕЙ. Хорошо. Может быть. Всё может быть в жизни. Мы с вами в один день, в один год родились. Но мы даже не похожи.

СОЛОВЕЙ. Даже близко не лежали не похожи, как я образно другой раз скажу.

АЛЕКСЕЙ. Почему вы всегда говорите это вот? Что это значит?

СОЛОВЕЙ. А ничего! (Смеётся.) Ехал в поезде парень весёлый, так говорил. Вот и прилипло ко мне на сто лет. “Образно”, да “образно”, а что, чего — не знаю, красиво и всё! Ой, насмотрелся в поезде, всю жизнь вспоминать надо! Всю Расею объехал. Вот, приехал в Караганду — думаю: город гомиков. Все мужики ходют, а глаза подведенные. Думаю, да что ж такое, одни падлы?! Потом понял: шахтёры! (Смеётся.) Из-под век не отмывается угольная пыль у них! Нормальные мужики. А глаза накрашенные! А думал: Караганда — город гомиков!

В окно бьётся ласточка, стучит крыльями по стеклу.

АЛЕКСЕЙ. Что это она?

СОЛОВЕЙ. С ума сошла, поди. Бывает и у птичек такое разное всякое.

Смотрят на ласточку. Она побилась, побилась и упала в траву возле дома. К упавшей ласточке по крапиве кинулись кошки, возятся в траве. Кровь ласточки по стеклу размазалась. Соловей хмыкнул, смотрит на Алексея. Алексей с ужасом глядит в окно, не может оторвать взгляда.

АЛЕКСЕЙ. Что это? Что это? Это что?!

СОЛОВЕЙ. Да что, что. Чего-то случилось, непорядок в доме, вот и решила — чем жить так, помереть. Птичка — само-убий-чка! (Хохочет.)

МОЛЧАНИЕ.

АЛЕКСЕЙ. Мы будем дружить.

СОЛОВЕЙ. Мы-то? Ага. (Чешет голову, смеётся.) Вши, что ли, завелись, башка чешется. (Молчит.) Лаурку поймал с полгода назад, вечерочком, к мосту шла, туда все ходят, в день по пять штук бывает. В смысле, ночью. Прям на камни кидаются. А я, тварь такая, встану у окошка, покуриваю и смотрю, как они там, идут. Охранникам деньгу дадут, те пустят на мост. Правильно, потому как бесплатный сыр только в мышеловке, как я образно, однако, другой раз скажу! А с утра на каменьях милиция остатки соскребает. Бывает, месяц никого нету. Потом раз, раз, раз — пачкой, штук десять прыгнет. Потом опять тихо. И во дворе сидят, бывает, под берёзой, плачут сначала, а я смотрю в окошко, хихикаю, падла. А они молются, плачут, одна берёзу обнимала, прямо играла, страх Божий, что играла! Ну, вот Лаурка тоже туда было пошла, а я в огороде. Чего-то пожалел, взял, привёл, накормил. Живёт, умирать не хочет! Ей вот прикажешь что — делает. Слушает. Сказал: “На мост — ни-ни!” Боится меня. (Смеётся.) Так что, сберёг дурочку. А в баню, да, вместе. Возьмём веник срубим, во дворе, с березы, тут вот. Как листья вырастут, мы с веничком в ба-а-а-аньку, да, Лаурка?

Лаура ходит по коридору, простынь на голову надела как фату, поёт, цветы раскладывает. Стукнулась о фортепиано, села на пол, зажимает рукой бок.

Там мужики в бане, так? (Хохочет.) А это хорошо ты сказал, прям как радио, мне понравилось: живи как хочешь, однова живём!

Одна за другой едут машины, обливают дом грязью. Вороны каркают, ласточки строят гнёзда. Землемер подошёл почти к дому, всё так же землю меряет, ловко перекидывая с места на место острые ножки треугольного метра. Идёт, говорит что-то громко, вороны над ним кружат. Лаура “едет” по коридору, фырчит: “Дыр-дыр-дыр!”

АЛЕКСЕЙ. Да, да. Они привезут деньги, Лариса. Я буду звать вас “Лариса”, а то странно, тут — и вдруг называть кого-то таким странным именем — Лаура. Да, Лариса! Я очень люблю народ. Папа академик был, но из народа и тоже любил его, говорил мне об этом, воспитывал меня таким образом. (Молчит.) Привезут, вы не думайте. Думаете, я наврал? У нас вечером будет праздник, привезут, конечно! Мы купим еды, тут вот стол, сядем под лампочку, и так хорошо, все, все заботы прочь, сядем, и хорошо, и будет хорошо, и выпьем!

Лаура всё так же “едет” по коридору. Доезжая до одной из половиц слева у тех дверей, что на замках, перепрыгивает через них, прижимается к стенке, пугается, снова и снова перепрыгивает через одну и ту же половицу.

Она смешная, весёлая, будем дружить, да? Нас отсюда скоро всех переселят, но мы будем дружить, мы будем друзьями по несчастью, вот как я сказал хорошо, да?

СОЛОВЕЙ. (Чешет горло.) По какому по несчастью?

АЛЕКСЕЙ. Ну, не по несчастью, по обстоятельствам жизни, так, да?

СОЛОВЕЙ. А мы несчастные с Лауркой? С чего взял? Кто сказал, отсюда переедем?

АЛЕКСЕЙ. Мой друг, который сейчас привезёт деньги, говорил. Когда низкие потолки — не мечтается, там было высоко, но не так, как у вас, не мечталось, я только впадал в задумчивость, а у вас можно впадать в мечтания! О, я люблю мечтать! Меня всё время преследуют видения, мечтания. Но я не сумасшедший. Это моя такая игра, как ребёнок играю, придумываю что-то, так веселее. Да, старик? Вот и вы — материализовались из моих мечтаний.