Зелёные Созвездия - [63]

Вволю наигравшись и подкрепившись, я замираю, глядя в небо. Солнце не слепит меня, хотя и светит достаточно ярко для второй половины августа.

Я пришёл, — улыбаюсь я, но в моих глазах… нет, даже не серьёзность, а что-то мудрое. Я вижу себя со стороны, будто стою в метре от своего тела. Салатовая кепка сливается с изумрудной травой, рубашка тоже зелёная. Я весь зелёный. Я — дитя природы.

Зачем ты пришёл? — спрашивает Трава. В её голосе не слышно упрёка, лишь неподдельный интерес.

Правда, а зачем я пришёл? Вчера я хотел убить Володьку и пришёл, чтобы войти в сущность Природы и выслушать её оправдания. Вот глупец. Разве она будет передо мной оправдываться? Что я такого сделал, чтобы удостоиться подобной чести?

Но я уже не хочу убивать Володьку.

Я уже не хочу уходить.

Хочу остаться тут.

Навсегда.

* * *

Я медленно брожу по лесу босиком. Сандалии снял через пять минут похода и забросил где-то среди деревьев. Когда ступни касаются стеблей травы, мха, дёрна, когда кожу не отделяет от земли тугая подошва, чувствуешь себя отростком Природы, как дерево. Вот-вот из пальцев ног вырвутся корни и вопьются в землю.

Я ничего не говорю. Хватит. Я и так много болтал в последнее время. Настала пора слушать. И в моей голове шепчут голоса Травинок и Травы, Деревьев, но не Леса; я слышу даже Ветер, хотя этого товарища услышать сложно. Мне никто об этом не говорил, я просто знаю сей факт. Да Ветер и не особо болтлив. Хотя нет, наоборот, болтает он безумолку, но такииииие глупости, что напоминает верещащих на перемене девчонок. Сероглазые зелёные дети — дети неба, воздуха, ветра. Я ни разу ещё не встречал таких. Да я вообще знаю только Володьку. Наверное, ребята воздуха простецкие и тоже болтливые, как их стихия.

Девочка во дворе дома, заключённая в чёрную глыбу. Такая красивая, спящая с открытыми глазами. У неё амулет не такой, как у меня и Володьки. И глаза серые. Она — ребёнок воздуха.

Когда я вспоминаю её, появляется чувство, которого раньше никогда не было. Вроде похоже на природную блажь, но чуточку отличается. Будто напоминает стремление к маминым ласкам, но чуточку отличается. Природная блажь, мамины ласки, всё это отзывается лишь в груди. А новое чувство будто охватывает ещё и живот. Все кишки как бы шевелятся и имитируют чувство полёта. Как отмокание в горячей ванне, но не такое мёртвое. Как быстрая езда на велосипеде, но не такое весёлое. Оно таинственное и кроткое.

Вода!

Я останавливаюсь будто громом поражённый.

Я же ребёнок воды!!! И чего я ломаю голову???

Я бегу к реке. Ноги будто сами знают, куда наступать, чтобы не нарваться на острую ветку, сломанную ветром, или кочку, и не раскроить подошву.

Мне вслед доносится шёпот Деревьев. Берёзы восхищаются тёплым солнцем, Клён жалуется на первый пожелтевший лист, Тополь ропщет на личинки, гнездящиеся под его корой, Дуб грустит из-за низкого урожая жёлудей, Ольха красуется серёжками, Карагач пытается отогнать дятла, удобно устроившегося на верхушке и долбящего ствол Дерева.

Это всё моё родное!!!

* * *

Я на берегу Реки.

Она хоть и маленькая, хоть её и можно пройти, замочившись лишь по пояс, бурлит она громко и угрожающе. Вода скачет по камням, берега пенятся.

Как ты? — спрашиваю.

Сегодня жива, — отвечает Река.

Вспоминаю, как Володька спрашивал о каких-то подземных источниках, питающих Реку, но не могу вспомнить подробностей. Зато теперь понимаю, что такое своя стихия. На берегу ощущаю прилив сил. Влага, испаряющаяся с поверхности, тянется ко мне, как металлические скрепки к магниту.

Сажусь на камень у побережья и свешиваю ноги в воду. Ледяная, словно лёд в холодильнике. На минуту ступни сводит, но энергия речных молекул начинает питать меня теплом.

Как ни крути, я — дитя Природы, и убийство зелёного ребёнка вдруг кажется ну совсем противоестественным. Как же я мог вчера поддаться уговорам старой резиновой Утки? Может, её речь и взаправдашняя, может, лагерь Природы имеет недостатки против рациональной мысли того другого Разума, но это мой лагерь. И от этого мне никуда не деться.

Вечернее солнце понижает температуру воздуха, становится холодно. Как же я не предусмотрел этот факт и не нацепил что-нибудь тёплого? Зато ступни в воде не мёрзнут, по ним будто жар разливается и несётся по всему телу. Сколько же энергии в бурном потоке! Я восхищён!

Какое-то время я слушаю Природу, но не могу услышать её, а лишь отдельные части: всё те же Деревья, Траву, Реку. Голос последней кажется мне самым мудрым, а Деревья только и знают, что болтать о своих проблемах. Наверное, вода обладает иным характером, нежели растения. Не скажу, что умнее, но степеннее и рассудительнее. Водные дети, вероятнее, мудрее других…

Но тут же переубеждаюсь. Если Река напоминает умного отличника-заучку в очках, хмурого, вечно морщащего лоб, вызывая межбровную пещерку, как Володька, то Чёрное Море — легкомысленная девчонка, любящая жевать жвачку, надувать розовые пузыри и крутить косички вокруг указательного пальца. Помню её беспечный разговор со мной. И те же деревья. Если тут в лесу они верещат подобно бабкам на базаре, то Каштан напоминал стройного мужчину с аккуратно уложенными чёрными волосами, часто покрытыми лаком, с прищуренными умными глазами с зелёной радужкой, как…