— Как будто не так!
— А ты по-настоящему копать научился, вижу! Комья выворачиваешь и разрыхляешь!
— Чего тут было учиться!
— Чего учиться?! Думаешь, землю перекопать — дело простое, пустяковое? А вот послушай, что я тебе скажу. Ты когда-нибудь слыхал, чтобы пели песню, когда копают? Подумай, не отвечай сразу.
— А чего думать, не поют.
— А я вот прочел в книге, что и, вскапывая землю, крестьяне поют песню. Хотел бы я знать, где автор услыхал ее.
— А почему не поют? Потому что, когда копаешь, назад идешь?
— Нет, просто весь организм сильно напрягается, особенно грудь, сам видишь, как сгибаешься, всем телом наваливаешься на черенок, дышать и то тяжело.
— Давай попробуем петь!
— Давай начинай ты.
Я точу тебя, точу, мой серп,
Мой серп, орудие мое…
— Хватит, хватит! Кто ж так поет!
— Совсем забыл, что мне нельзя петь при других! А может, выдержишь? Ну как, продолжать? Я же не виноват, что у меня ни слуха, ни голоса!
— Ладно, продолжай.
Я запел, отец подпевал. Прокопали мы немного с песней и чуть с ног не повалились — начали задыхаться, пот градом полил. Я остановился, навалился грудью на черенок лопаты, отираю пот со лба.
— Ну, что скажешь? — смеется отец, тоже утирая пот.
— А то, что нельзя петь, когда копаешь землю.
С веранды на нас удивленно взирали Михо и мама: чего это мы песню жнецов запели с лопатами в руках?
После завтрака голова кругом пошла от вопросов. Больше всех расспрашивала бабушка. Все ей хотелось знать: какие ребята со мной учатся, не хулиганят ли, не сбивают ли меня с пути, и какой в том районе климат, не было ли засухи, не побило ли градом виноград — в наших краях это часто бывает. Михо слушал нас и со смеху покатывался. А что было смешного? Наконец отец меня вызволил, предложил пойти с ним на виноградник, помочь ему подрезать. Я обрадовался — научусь подрезать лозу, мне ведь ухаживать за моими лозами в Цихистави. И только наточили мы садовые ножи, как послышался голос Гелы — окликал меня с дороги, звал и меня и отца. Мы поспешили к воротам и увидели Гелу возле маленького автобуса — он указывал кому-то на наш дом.
— Встречайте гостей, видите, целый автобус приехал!
— А чего орешь, отворил бы ворота, впустил их! — сказал я.
Отец разглядывал приникшие к стеклам лица и явно не находил знакомых, и от этого вид у него был немного растерянный. Конечно, он все же приглашал их в дом.
— Пожалуйте, прошу в дом.
— Спасибо, спешим, мы проездом, — улыбаясь ответил водитель.
Я залез в автобус, оглядел там всех, но тоже не обнаружил знакомых. Все смотрят на меня, улыбаются, а я чувствую — краснею.
— Пожалуйста, проходите!
Думаю, не зря же они остановились у нашего дома?
И тут вынырнул вдруг откуда-то в самом конце автобуса Зураб! И хохочет. Я подлетел к нему, мы обнялись.
— Ну что, разыграл тебя!
— Ничего себе шутка!
Кругом засмеялись.
— Пап, это Зураб! — крикнул я отцу и подвел к нему Зураба.
Отец поцеловал его в лоб и опять пригласил всех в дом — в автобусе оказались родные и родственники Зураба. Они ехали в соседнее село к двоюродному брату Зураба на свадьбу. Поэтому и торопились, не хотели даже сходить с автобуса, но мы уговорили их в конце концов.
— Дети наши дружат, — сказал отец, — должны же и мы познакомиться, — и настоял на своем.
Погостили у нас часок и уехали, обещав на обратном пути по-настоящему оценить наше хлебосольство.
Когда мы прощались с ними, Зураб сказал мне вдруг:
— Слушай, Гио, не хотел тебе говорить, знаю, расстроишься, но лучше скажу, все равно узнаешь: Гиго Хибулури из нашей группы трактор вел, не сумел вовремя остановить и наехал на твой опытный участок, примял твои лозы, прямо с землей сровнял!
Автобус тронулся. Я стоял растерянный. Меня будто пришибли. Столько труда вложил, столько возился с лозами, такие надежды возлагал — и вот все прахом! Вернусь в Цихистави и так изобью этого Гиго Хибулури, всю жизнь меня помнить будет, а там пускай хоть исключают.
И решил тут же ехать.
— Что случилось? — спросил отец.
— Трактором проехались по моим саженцам. Я должен ехать.
— Как подсказывает сердце, так и поступай.
Мама ворча уложила мои вещи в чемодан. Михо расстроился — раз сто протер очки за полчаса от волнения, а бабушка на отца рассердилась: зачем отпускает меня так скоро, наглядеться как следует на меня не успела.
— Дело требует, надо ему ехать. — объяснил отец, но бабушка заявила, что ее любовь ко мне тоже кое-что значит.
Когда я сел в автобус, отец сказал мне:
— Молодец, сынок, теперь я вижу, что ты в самом деле посерьезнел. И учителя довольны тобой. Я часто разговариваю по телефону с вашим директором, знаю, как у тебя дела… Привет Мзии, — и улыбнулся лукаво.
Я промолчал.
Уже в Тбилиси, садясь в горийский поезд, я сообразил, что Зураб разыграл меня: ведь мой опытный виноградник весь между яблонями! Никакой трактор туда не мог заехать! Как же я сразу не вспомнил об этом!
Возвращаться обратно домой я все же не стал, все равно через два дня надо быть в училище. Родных повидал, а в училище меня уже тянуло как домой.
Поезд подъезжал к Гори, в сумерках весеннего вечера виднелись очертания Горийской крепости…
