Зеленое золото - [25]
Реммельгас занялся уборкой бумаг на столе. Он отлично понимал, в каком состоянии ушел Осмус, — улыбки его не обманули. Не такой, видно, это был человек, который способен отступиться во имя чужих интересов от того, что забрал в голову. И похоже, что понурившиеся лесники, достаточно хорошо знакомые с Осмусом, понимали это еще лучше.
— Вот вы и нажили себе врага, — с глубоким вздохом сказал Килькман.
Даже Питкасте, всегда такой легкомысленный, и тот, помрачнев, сказал не без сочувствия:
— Да, теперь уж одно из двух: или вам придется отказаться от того, чтоб ломиться в Сурру, или Осмус вышибет вас из Туликсааре.
Тут вдруг старый Нугис почему-то вскочил.
— И что вам далось мое Сурру? — хрипло произнес он, и усы его задрожали. — Поперек дороги вам встало, что ли?
Вспышка старого лесника была настолько неожиданной, что Реммельгас совершенно опешил. Питкасте нашел положение забавным и, хотя он знал Нугиса, хотя понимал, чем вызваны его слова, все же не удержался от того, чтобы не подсыпать в суп перца:
— Работы старина испугался. А может, и за доченьку встревожился.
К счастью, Нугис этого и не услышал.
— Ведь лес-то в Сурру какой! Нетронутый, могучий… А вы по нему прогуляетесь — и одни пустоши да вырубки после вас останутся… Сорок лет… сорок…
В горле у старика защипало, что-то сдавило грудь, и, неспособный больше что-либо сказать, он напялил на голову потертую шапку, нашел ощупью ручку двери, выскочил в сени, и с крыльца донеслись его гулкие шаги. Выглянувший в окно Питкасте сообщил, что старый чудак так понесся домой, словно сам Вельзевул сидел у него на пятках.
— Отчего это он так? — Реммельгас переводил взгляд с одного на другого. — Куда он убежал? Почему?
— Почему? — откликнулся Питкасте. — Да потому что жил он себе спокойно, а теперь будет у него столько хлопот, и все из-за вас!
— Не напускай туману! — оборвал его Килькман. — Старый Нугис бережет свой лес, гордится им, вроде как, скажем, крестьянин уродившимся хлебом. И есть чем! Всякий знает, какой в Сурру лес. Может, во всей республике другого такого нет. Каково ему было слышать, что в нынешнем году начнут пилить ели на Каарнамяэ да березы с осинами у Кяанис-озера? Вы это как бы между прочим сказали, а я поглядел сбоку на Нугиса: такое у него лицо было, будто его на кусочки режут, а кричать нельзя.
Реммельгасу стало стыдно из-за того, что он едва было не поверил Питкасте. Как же он, лесовик, не понял лесовика, весь век прожившего в своем Сурру, сроднившегося навсегда чуть ли не с каждой елью да сосной, чуть ли не с каждой березой да осиной, чуть ли не с каждым дубом да ясенем? С таким человеком ему бы и сойтись прежде всего, они быстро поняли бы друг друга! Реммельгас улыбнулся.
— Вот ведь недоразумение, товарищи! Но не беда, я все объясню старому колдуну, как вы его называете. А теперь давайте подведем итоги всем нашим сегодняшним разговорам. Думаю, что мы тут же сможем взять на себя достаточно конкретные обязательства.
И повеселевшим голосом он начал зачитывать график работ с обозначением сроков, к каким надо было убрать вырубки и складочные площадки, пронумеровать деревья на участках, которые надо проредить, подготовиться к весенним лесопосадкам и произвести разметку и таксацию новых лесосек.
Питкасте наклонился к Тюуру и шепнул:
— Едва ли все это осилить.
Тот буркнул:
— Теперь с лесников десять шкур сдерут.
Но одобрительный гул покрыл их голоса. Зачитанный график перечислял почти все те работы, о которых лесники так часто говорили и еще чаще думали про себя. О том, что всем теперь придется трудиться больше, чем прежде, никто и не вспомнил. Но даже если бы они и вспомнили об этом, это все равно не помешало бы им с таким же единодушием, как теперь, поднять руки за то, чтобы зачитанный план получил силу закона.
Собрание закончилось. Питкасте поинтересовался, не поедет ли кто в сторону Куллиару: ведь столько тут просидели, что горло совсем пересохло. Но люди уклончиво отводили взгляд — мысли всех еще были заняты только что услышанным.
Килькман замешкался дольше других. Он уже переступил было через порог, но вернулся и, вертя в руках шапку, остановился у двери. Килькман, лесник из Кюдемы, был человеком решительным, голова у него работала быстро, и потому Реммельгас не мог понять, с чего это он мнется.
Килькман подошел к нему. И без того полный да невысокий, в своем зеленом ватнике он казался совсем круглым. Человек этот с самого начала обратил на себя внимание Реммельгаса своей исполнительностью и аккуратностью. Свой обход он изучил до последнего вершка и мог всегда, не заглядывая в записи, безошибочно сказать, когда где сняли, где посадили лес, сколько лет тому березнику за колхозным пастбищем и сколько тому сосняку в самом конце Туликсааре.
Сейчас у него был такой вид, словно он что-то забыл и не мог вспомнить. В конце концов Реммельгас решил ему помочь.
— Видно вас что-то заботит?
Килькман кивнул.
— Может, не стоило бы говорить, — протянул он, глядя на потолок, — лесничий и сам об этом знает лучше меня…
— О чем же, интересно?
— Сейчас скажу. Ведь когда затеваешь какое-то дело, приходится считаться с тем, что может быть и неудача. Верно?
Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.
Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».