Зеленое дитя - [17]

Второй найденыш, которого миссис Харди стала ласково звать «Веточка», развивался нормально: от пищи девочка не отказывалась и росла на глазах. Никто, впрочем, не взялся бы точно определить возраст детишек. По физическому развитию им было не более четырех-пяти лет, — говорить они не умели и никаких признаков мыслительного процесса не выказывали. Но на их взрослых, пусть миниатюрных лицах застыло выражение какой-то вселенской мудрости, перед которой отступали любые расчеты. И хотя физически Веточка, так сказать, увеличивалась в размере, выражение ее лица не менялось: тридцать лет прошло, а черты ее лица были все те же, черты человека без возраста, невинного дитяти, каким она была, когда ее нашли. Просто она стала больше.

Находились и такие, кто увидел в появлении найденышей колдовство, и некоторые из числа самых внушаемых и подозрительных рады были бы, если б удалось извести этих зеленых змеенышей. Да не тут-то было. Времена менялись: в стране стремительно распространялось просвещение, а просвещение всегда несет с собой терпимость. Впрочем, Веточка никому не мешала: она никому не попадалась на глаза, к тому же дом миссис Харди стоял на окраине деревни, у самого леса. Веточка наверняка большую часть года пропадала в окрестных лесах и полях, благо почти не выделялась на зеленом фоне.

Дорога от мельницы Коленшо в деревню шла мимо дома вдовы Харди, и всякий раз, проезжая мимо, Коленшо вспоминал о его странной обитательнице. Бывало, ее черты вдруг возникали среди зелени, как абрис крыльев встревоженного мотылька. Но из-за своей пугливости она никогда с ним не заговаривала, и у него не было другой возможности разглядеть ее поближе, кроме тех редких случаев, когда он встречал их вдвоем с миссис Харди на дороге, — они возвращались из лесу, и Веточка несла на спине легкую вязанку дров для растопки. Иногда он останавливался поговорить с миссис Харди, начинал расспрашивать, нет ли у нее вестей от Тома и в каких морях он нынче ходит. И миссис Харди никогда не отказывалась поговорить минуту-другую с угрюмым неуклюжим пареньком: ведь они с Томом были как братья, пока сын не ушел в плаванье. Так тянулось несколько лет, а потом однажды, лет через десять после появления зеленых найденышей, с миссис Харди случился удар, и хотя она оправилась, ей было ясно, что дни ее сочтены. Она решила, что должна позаботиться о будущем Веточки, и выбор ее пал на Коленшо. Ему уже исполнилось двадцать два, он не пил, был хозяйственным; она судила по шуму, доносившемуся с небольшой мельницы его отца, — работа там кипела: днем и ночью, не переставая, мололи зерно для фермеров из дальней округи. В хозяйстве Коленшо явно недоставало женских рук (мать его умерла вскоре после его рождения), но женщинами он не интересовался и на уговоры старика отца жениться не поддавался ни в какую.

Встречи на дороге участились, разговоры про Тома обрастали все новыми подробностями. Наконец, миссис Харди пригласила Коленшо зайти в дом, — на улице шел дождь, и разговаривать под открытым небом было неудобно. Он зашел посидеть, и Веточка приготовила им чай. Она молча и робко двигалась по комнате, на стене возникали, дрожа, легкие тени от огня в камине, и тут у Коленшо в первый раз защемило сердце, — он затосковал. Затосковал по женскому теплу, по этой странной женщине, пришелице из другого мира, где царят смирение и деликатность. В тот вечер он унес с собой ее образ: вспоминал о ней среди серых стен мельницы, в огромной пустой кухне с открытым очагом и высокими, черными от копоти балками.

Теперь, встречаясь с миссис Харди, Коленшо прятал глаза и старался поскорее свернуть разговор, — по этим признакам миссис Харди догадалась, что юноша влюблен. Она ободряюще улыбалась и всячески поощряла его. Но Веточка никак не откликалась. Она ничего не знала о любви и ведать не ведала о тех проявлениях этого чувства, которые знакомы каждому простому смертному. К тому времени она уже научилась изъясняться по-английски, но познания в языке определялись обстоятельствами жизни ее опекунши, одинокой женщины, которая жила заботами о сегодняшнем дне и хлебе насущном. Книг в доме не было, даже Библию, и ту вдова Харди ей не читала, хотя из Библии Веточка могла бы почерпнуть знания об истории мира и страстях человеческих. По правде сказать, миссис Харди не умела читать, — редкие письма Тома ей читал по ее просьбе почтальон: она всегда приглашала его зайти в дом и награждала за услугу стаканчиком вишневой наливки. Раз в два года на неделю приезжал на побывку Том. По обычаю тех лет, он был любящим сыном, но все равно чувствовал себя своим только в мужской компании, вот и пропадал чаще всего в деревне с приятелями за кружкой пива или у Коленшо на мельнице. Он был рад, что старуха-мать в доме не одна, есть кому помочь при случае и поухаживать, если, не дай бог, заболеет; но сама-то девушка была очень уж странная, и для Тома она так и осталась загадкой. Как-то он рассказал историю про зеленых найденышей приятелям-матросам, так они долго над ним смеялись, — тот случай навсегда отбил у него охоту выставлять себя на посмешище. Теперь, приезжая домой погостить, он вел себя так, будто ничего не знал о прошлом Веточки. Он попросту избегал ее, а ее это никак не задевало, — возможно, она считала такое отношение нормальным.