Зеленое дитя - [12]
Чтобы проверить свою догадку, он решил, несмотря на поздний час, подняться к истокам реки. Лунного света будет достаточно, чтобы не сбиться с пути, а там как знать? — может, темнота пробудит в нем память детства и откроет ему тропинки, по которым он бегал когда-то босоногим мальчишкой — тайные тропы, известные одним лишь рыбакам, для чужака невидимые. Напоследок он решил еще раз убедиться в правильности своих наблюдений: спустился на берег в том месте, где местные жители набирают воду, стоя на каменном порожке; нагнулся и, подобрав полы плаща и закатав рукав, опустил в воду ладонь по самое запястье. И тут же кожей ощутил упругое движение холодной струи: глаза его не обманули. Не то чтобы ему недостаточно было того, что он видел, но, столкнувшись с фактом, не поддававшимся рациональному объяснению, он обрадовался, что другие органы чувств лишь подтверждают увиденное. Проверить никогда не лишне.
Было около восьми вечера. Последний раз он выпил чаю на узловой станции, где пересаживался на местную ветку, и теперь до утра другой пищи не предвиделось: в здешних краях люди ложатся спать натощак. А раз так, в гостиницу возвращаться было незачем: хозяин скорее всего решит, что он пошел навестить друзей. Главная улица к тому времени почти опустела: через час потушат огни, и все удалятся на покой. Он медленно зашагал в сторону каменного моста: помнится, там была развилка, — главная дорога шла прямо, а влево, вдоль излучины реки, уходила узкая проселочная дорога. Задерживаться на мосту не имело смысла: с его высокой арки, висевшей над рекой, да еще и в темноте, рыбу ни за что не разглядеть. И все равно Оливеро по старой привычке поднялся по истертым камням и сверху глянул в черную угрюмую воду, уходившую под мост. Впрочем, ничего нового он там для себя не открыл, а поэтому поспешил прочь с моста и направился к мельнице.
До сих пор дорога шла ровно — без уклонов и подъемов, не давая Оливеро пищи для размышлений о противоречивости закона элементарной физики, который гласит, что вода вверх не течет. Он вспомнил, что в школе у него с этим законом возникали какие-то сложности: ему было трудно принять его за аксиому. По опыту он знал, что если посмотреть на длинный рукав реки с ближнего холма, то кажется, будто он поднимается вверх, навстречу течению. И потом, вода — это не аморфная стихия: она по-своему упорядочена. Это видно по капле, свисающей, как алмазная бусина, с капустного листа, — целый мир отражается в ее блестящей овальной поверхности. Опять же, по его мальчишескому разумению выходило, что если сила заставляет воду течь вниз, значит, она же, эта сила, может заставить воду течь вверх. Когда ему объясняли, что это действует сила притяжения, он все равно стоял на своем, доказывая правоту математическими расчетами: если столб воды падает с высоты «x» футов[16] на площадь протяженностью «y» миль, то значит он может подняться на высоту «x-n» футов площадью в «y-n» миль. Разумеется, погрешность «n» может оказаться весьма значительной из-за того, что, к сожалению, вода имеет свойство стекать вниз. И все равно сохраняется большая вероятность, что можно заставить поток подняться вверх под небольшим углом, скажем, ярдов[17] на пятьсот.
Смешные детские расчеты! Вспоминая по дороге на мельницу то время, он посмеивался про себя… А места вокруг пошли сплошь знакомые. Когда-то давно он знал на ощупь и цвет каждый камень на дорожке… Дома справа закончились, потянулась изгородь — помнится, когда-то он подмечал в ее зеленой массе всякое новое пятно, каждый свежий изгиб. В детстве мельница была ему вторым домом, он каждый день бежал туда после школы, а потом уж домой. Здесь легко было укрыться: противоположный берег густо порос деревьями и кустарником — ивами, ясенями, бузиной, терном; ветви их нависали над самой водой, — то-то раздолье для камышовок! Скоро впереди покажется длинная белая стена мельницы, освещенная луной, как прожектором, а справа, под сенью громадного красного бука, — и дом мельника. Но чем ближе он подходил, тем больше его охватывало беспокойство. Он безотчетно ощущал какую-то неуловимую перемену. Казалось, переменилось все: воздух, звук падающей воды, силуэты деревьев, линия изгороди. Он невольно замедлил шаг, потом остановился: надо найти этому причину, благо луна светит ярко. Он стоял как раз в том месте, где раньше впереди был брод, а справа — мостик. Дело в том, что река здесь распадается на два рукава: налево с плотины течет отработанная вода, которая прошла через мельницу, а справа — естественное русло реки. Но теперь ни брода, ни белого мостика не видать: ровная дорога ведет к дому мельника, а внизу под дорогой, чернеет труба, обложенная кирпичом. Подойдя к этому новому «мосту», он с удивлением обнаружил там воду. Только если раньше водный поток с шумом и пеной вырывался из-под мельничных жерновов, то сейчас здесь был просто сток, а прежнее русло искусственного рукава давно заросло ивняком да сорняками. Одно из двух — или мельницу забросили, или же теперь ее приводят в движение каким-то другим способом. Скорее, первое — слишком уж бросалось в глаза царящее кругом запустенье: даже ночью его нельзя было не заметить. Подойдя ближе к дому, Оливеро убедился, что не ошибся: выбитые стекла, пустые глазницы окон, кое-как прикрытые мешковиной, потерянно хлопавшей на ветру. Кругом темно — ни огонька. Впрочем, за садом, по-видимому, ухаживали, а когда Оливеро тронул калитку, с высокой акации спрыгнула кошка и стала тереться о его ногу.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
«Солдат всегда солдат» — самый знаменитый роман английского писателя Форда Мэдокса Форда (1873–1939), чьи произведения, пользующиеся широкой и заслуженной популярностью у него на родине и безусловно принадлежащие к заметным явлениям европейской культуры 20-го столетия, оставались до сих пор неизвестны российским читателям.Таких, как Форд, никогда не будет много. Такие, как Форд, — всегда редкость. В головах у большинства из нас, собратьев-писателей, слишком много каши, — она мешает нам ясно видеть перспективу.
Свой единственный, но широко известный во всём мире роман «Вели мне жить», знаменитая американская поэтесса Хильда Дулитл (1886–1961) писала на протяжении всей своей жизни. Однако русский читатель, впервые открыв перевод «мадригала» (таково авторское определение жанра), с удивлением узнает героев, знакомых ему по много раз издававшейся у нас книге Ричарда Олдингтона «Смерть героя». То же время, те же события, судьба молодого поколения, получившего название «потерянного», но только — с иной, женской точки зрения.О романе:Мне посчастливилось видеть прекрасное вместе с X.
В этой книге впервые публикуются две повести английского писателя Дэвида Гарнетта (1892–1981). Современному российскому читателю будет интересно и полезно пополнить свою литературную коллекцию «превращений», добавив к апулеевскому «Золотому ослу», «Собачьему сердцу» Булгакова и «Превращению» Кафки гарнеттовских «Женщину-лисицу» и историю человека, заключившего себя в клетку лондонского зоопарка.Первая из этих небольших по объему повестей сразу же по выходе в свет была отмечена двумя престижными литературными премиями, а вторая экранизирована.Я получила настоящее удовольствие… от вашей «Женщины — лисицы», о чем и спешу вам сообщить.
Роман известной английской писательницы Джин Рис (1890–1979) «Путешествие во тьме» (1934) был воспринят в свое время как настоящее откровение. Впервые трагедия вынужденного странничества показана через призму переживаний обыкновенного человека, а не художника или писателя. Весьма современно звучит история девушки, родившейся на одном из Карибских островов, которая попыталась обрести приют и душевный покой на родине своего отца, в промозглом и туманном Лондоне. Внутренний мир героини передан с редкостной тонкостью и точностью, благодаря особой, сдержанно-напряженной интонации.