Зеленая собака, или Повесть о первоклассниках - [4]

Зелёный помпон на длинном шнурке болтается вокруг Сонькиной головы.

— Гуляешь, Валентин?

Он не отвечает на лишние вопросы. Сама, что ли, не видит?

Сонька берёт со скамейки своё голубое ведро. На нём большими кривыми буквами нацарапано «Соня». И на совке — «Соня», и на лопатке, и на мячике.

Когда Валентин увидел эти надписи в первый раз, он спросил:

— Это зачем?

— Чтобы не перепутать, — ответила тогда Сонька и посмотрела с превосходством. Она и в прошлом году уже умела так смотреть. — А то у всех всё одинаковое. Вон и у тебя такой мячик, и у всех. И совок тоже такой же.

Валентин засмеялся:

— А если перепутаешь, то чем плохо? У всех же всё одинаковое.

— Ладно, ладно, — вступилась тут Сонькина бабушка с длинными серьгами, висящими из-под меховой шапки, — нам чужого не надо. А своё надо беречь. — Тут Сонькина бабушка отряхнула пыль со своих красных кроссовок. Она была одета в спортивную куртку и в светлые вельветовые брюки. — Мало ли что.

Глаза у бабушки справедливые. И Валентин прекратил спор.

Хотя про себя всё равно не согласился: лопатки и мячики, ведёрки и совки и резиновых зайцев покупали в одном и том же магазине «Товары для детей», а перепутать даже интересно.

— Валентин, не мучай людей лишними разговорами, — позвала мама, — пойди сюда. Посмотри, какие синицы прилетели. Вон, вон, на верхушке старой берёзы.

— Мне тоже синиц, — потребовал тут же Сашка. А как же?

— Обязательно. — Мама — молодчина, она никогда не спорит напрасно.

Синицы, действительно, суетились и верещали. Валентин задрал голову и смотрел, и Сашка смотрел. А Сонька не стала, её синицы не интересовали. Соньке всегда было интересно только то, что говорила сама Сонька. Вот и сегодня она заявила, запутав ногу вокруг ноги:

— Эй, Валентин! А я в школу после лета пойду. Ага! Мне уже купили азбуку, и кассу, и ручку, и карандаши, и счётные палочки.

Валентин хочет сказать, что ему тоже купили и кассу, и палочки, и пластилин, и ещё тетрадки, и ещё он хочет сказать этой хвальбушке Соньке, что нормальные люди не говорят «после лета», а говорят «осенью» — вот как называется это прекрасное время, когда все, кому стукнуло шесть, идут в школу. И он, Валентин, именно пойдёт в первый класс. И школьную форму ему скоро купят.

Но она не даёт сказать — такой у Соньки характер.

— Я пойду в школу, а тебя не примут, Валентин!

— Почему это? — Он обижается всерьёз. Почему-то в эти минуты не удаётся ему догадаться, что она болтает нарочно, дразнит его.

— Нос не дорос, — вредничает Сонька и раскачивает, и раскручивает свою ногу.

Бить девочек мама ни за что не разрешает.

— Не, тебя не примут, это же ясно! Хи-хи-хи.

Валентин глянул незаметно в сторону мамы. Нет, он не надеялся на мамину поддержку, он просто так поглядел. Мама отложила книгу и смотрела вверх — не то на облако, не то на верхушки берёз, которые как раз начинали покрываться мелкими новенькими листочками. Мама считает, что её сыновья должны справляться с мелкими жизненными конфликтами сами. Валентин, правда, с этим не согласен: не пускаете гулять одного, тогда хоть заступайтесь, что ли. Но нет — никто заступаться не собирался.

Мамы и бабушки, заинтересованно вытянув вперёд шеи, обсуждали, как варить суп из шпината.

— Я добавляю щавель, чтобы был кисленький. И кладу зелёный лук.

— А мой зять вообще не ест зелень — только мясо. Дикарь.

Молоденькая мама Гульки говорит:

— Из шпината хорошо делать маску на лицо. Очень освежает и питает кожу. Я делала — исключительно действует.

— Вам-то зачем маску? — возмутилась Сонина бабушка и выставила на скамейку ногу в красной кроссовке. — Двадцать лет, и маски какие-то.

— Самое время, — не согласилась Гулькина мама, но продолжать беседу не смогла: заплакала в коляске Гулька.

Сонька доводила Валентина и одновременно прислушивалась к разговору взрослых.

Валентин клокотал от ярости.

— Сейчас ты получишь, Сонька-ехидина! Узнаешь тогда!

— Ольга Алексеевна! — специальным гнусавым голосом затянула Сонька. — Ваш Валентин обзывается и грозится!

Но мама — молодчина. Она продолжает любоваться облаками. Может быть, она собиралась потом нарисовать эти облака, этот двор с качелями и каруселями? Этих детей? Илюшу-помидорчика в красном комбинезоне, краснощёкую Гульку в синей коляске? Или, например, Соньку с зелёным помпоном, болтающимся вокруг головы? Яркая получилась бы картинка.

А пока мама поглядывает на небо, иногда вставляет фразу про шпинат, про щавель или про салат. Она участвует в общем разговоре и не хочет вникать в мелкие споры, возникающие между её старшим сыном Валентином и его знакомой девочкой Соней. Когда Сонька специальным ябедным голосом взывала к Ольге Алексеевне, она её как будто не слышала.

А пока Сонька ждала, что ответит на её жалобу Валина мама, Валентин успел всё-таки сказать:

— Мне скоро шесть! Меня тоже запишут в школу. У меня тоже есть азбука! И ещё есть ранец!

Он спешил всё это выложить. И всё равно чувствовал, что не победил. Сонька смотрела насмешливо, а он оправдывался перед ней, как будто в школу принимает Сонька, а не директор.

— Ха! — Она высоко вздёрнула свой короткий нос. Ровненькая чёлочка нависает над коричневыми глазами. Тощие ноги раскручиваются и закручиваются. — Ты и читать-то не умеешь! И считать не умеешь! А я умею без остановки досчитать до шестнадцати!