Зеленая ночь - [78]

Ахмед сел на барана, свесил ноги и почувствовал тепло разогретого солнцем за день камня. Парень сидел, слушал журчание реки, любовался краем неба, охваченным огнем заката, бросал взгляд на другой берег реки, где в зелени деревьев виднелась двухэтажная библиотека.

Линия горизонта перерезала солнце пополам, и Ахмеду вдруг до слез стало жаль полудиск светила. Подумалось вдруг, как же это — освещает и греет весь мир, а зайдет сейчас за горизонт и заночует где-то одно-одинешенько. И как же ему там будет тоскливо, бесприютно!

Ахмеду еще подумалось: стоит ему вот так сесть на каменного барана, как в голову лезут разные мысли… Он представляет, как за плечами вырастают крылья, возносят его в небо и он кружит над необъятным миром… Но как бы высоко и далеко он ни «летал», наступает момент, когда он «опускается» на землю… И все потому, что красавица Наргиз в эти минуты, возвращаясь с работы домой, всегда проходит мимо каменного барана…

…Вдруг на другом берегу реки хлопнула дверь библиотеки. Ахмед встрепенулся. Он посмотрел на противоположный берег: Наргиз запирала дверь библиотеки. Вскоре она с желтой сумкой через плечо шла по мосту. На ней было зеленое платье с короткими рукавами. Издали Ахмеду показалось, что платье коротковато. Но когда девушка подошла поближе, он не осмелился оглядеть ее внимательней.

Наргиз была, видно, озабочена, шла медленно, думая о чем-то. Поравнявшись с Ахмедом, она улыбнулась, поздоровалась, но не остановилась. Ахмеду достаточно было и этого мгновения, которого он ждал весь день. И теперь, когда Наргиз, улыбнувшись, прошла мимо, кончился сегодняшний день, и начиналось ожидание завтрашнего…

Ахмед, как обычно, не смотрел вслед Наргиз. Каждый раз ему казалось, что девушка поймает его взгляд и обидится, а значит, и улыбаться ему больше не станет. И тогда Ахмеду незачем будет приходить сюда, садиться на каменного барана с львиной головой и ждать. И конечно, не будет улыбки Наргиз. Этого Ахмед не вынесет. И все же юноша не удержался, посмотрел вслед девушке, но уже тогда, когда зеленое платье Наргиз исчезло за поворотом. И Ахмеду почему-то захотелось опять увидеть Наргиз, но уже в желтом платье, в тон сумке.

Солнце уже зашло, а зной все еще не спадал, дышать было нечем. Хотя на улицах резко поубавилось машин, в воздухе висело пыльное марево. Репродуктор перед кинотеатром гремел на полную мощность — это перед сеансом крутили музыку из индийских кинофильмов. Подростки, юноши толкутся перед входом, слушают музыку, лузгают семечки, выпрашивают друг у друга «бычки». «Пойти туда, что ли?» — подумал Ахмед, но теплая спина каменного барана удерживала его.

На мосту с транзистором в руке показался сверстник Ахмеда — Муршуд, рыжеволосый, черный от загара паренек в лихо распахнутой рубашке. Ахмед решил, что в кино он не пойдет, а лучше отправится с Муршудом домой. Муршуд подошел и легонько толкнул его локтем, заставив подвинуться.

Ахмед придвинулся почти вплотную к рогам барана, Муршуд сел рядом и протянул приятелю транзистор — подержи, мол, и тут же, вытащив из кармана пригоршню мятых рублевок, стал расправлять их, аккуратно складывая одну к другой. Покончив с деньгами, Муршуд спрятал их в карман.

— Сегодня двадцать машин помыл, — похвастался он. — С тех пор как в районе появились «Жигули», работенки хватает!

Ахмед знал, что Муршуд с умыслом демонстрировал ему свои рублевки: вот, мол, как нужно жить! Знал и то, что двадцать машин Муршуд сегодня не мыл, потому что моечная, расположенная на окраине райцентра, на берегу реки, была старая лачуга и уж конечно не могла обслужить столько машин. Не зря эту лачугу в насмешку называли «дворцом Геюша». А Геюш был человек хваткий и умел добывать деньги там, где, казалось, и не предвиделось их. Когда в районе появились «Жигули», он первый смекнул, что владельцы таких легких и изящных машин непременно захотят содержать их в лоске и блеске. И вот пока работники района, ответственные за это, думали, где и как установить место для мойки машин, долговязый Геюш быстренько сколотил лачугу на берегу, поставил насос, предмет тоже дефицитный, и стал мыть машины. А вскоре, взяв в подручные Муршуда, сам удалился добывать новые прибыли. А Муршуд изнывал от безделья, так как вначале работы было совсем мало, и он постоянно сетовал на владельцев машин, проезжавших мимо. Возмущался он так громко, что слышно было издалека. Еще вчера Ахмед слышал его жалобы: «Скупердяи, едут в балку и сами моют машины! С копейкой, как с душой, расстаются! И нет им дела до того, что Муршуду надо как-то на хлеб заработать. Какое им всем дело до того, что Муршуд только из армии вернулся! Нет чтобы работенку ему подкинуть, а они — мимо… Ну да ладно, еще два месяца, а в сентябре брат устроит меня на курсы шоферов…»

Муршуд обожал своего старшего брата Бахыша, который служил в милиции и на днях получил звание сержанта. Это был широкоплечий смуглый мужчина, но почему-то неженатый. И если где речь заходила о свадьбах, мать Бахыша говорила, вздыхая: «Такой у нас большой район, а девушки под стать моему Бахышу не можем найти».

Муршуд взял у Ахмеда транзистор и со скучающим видом посмотрел на парня, потом поискал, на всех волнах транзистора хорошую музыку, но, ничего подходящего не поймав, выключил и соскочил со спины каменного барана.