Зеленая Леопардовая Чума - [6]

"А мне не все равно", - думал он, направляясь в сторону Сены. "Веsiсiеnо ergo sum", если он правильно запомнил это латинское изречение. "Мне больно, а значит, я существую".

Он направился в нормандский ресторанчик на острове Ситэ, сказав самому себе, что пошел туда только потому, что наступило время ланча, и стараясь не думать о том, что на самом деле ему просто хочется напиться и забыть обо всем. До августа делать ему совершенно нечего, а потом он вернется в Штаты и заберет свои пожитки, которые хранятся у прислуги в доме на Эспланаде, после чего поедет куда-нибудь искать работу.

Терциан так и не понял, что расстроит его больше, - то, что он найдет работу, или то, что не найдет ее вовсе.

"Ты жив, - сказал он себе. - Ты жив, ты в Париже, впереди у тебя целое лето, ты ешь блюда нормандской кухни на площади Дофина. И если это не приказ радоваться жизни, то что же тогда?"

И вот тут заиграл перуанский оркестрик. Оторвавшись от еды, Терциан с тоскливым удивлением взглянул на музыкантов.

Когда он был маленьким, родители - оба университетские профессора - взяли его в поездку по Европе, и там Терциан убедился, что в каждом европейском городе есть свой перуанский или боливийский уличный оркестр, состоящий из индейцев в черных котелках и красочных одеялах, которые, сидя на корточках где-нибудь в людном месте, равнодушно взирали на прохожих своими темно-карими глазами, играя на гитарах или тростниковых флейтах.

Прошло двадцать лет, а уличные музыканты играли по-прежнему, только теперь они сменили одеяла и котелки на европейскую одежду, и все их представление даже приобрело некий лоск. Теперь у них были динамики, кассеты и компакт-диски. Теперь они собирались на площади Дофина под нависшей над ней громадой Дворца правосудия в стиле неоклассицизма, и исполняли странную смесь из старых песен "Аббы", переделывая их на свой латиноамериканский вкус.

Может быть, прикончив порцию телятины и запив ее кальвадосом, Терциан подойдет к музыкантам и бросит им несколько монет.

От ветра захлопал брезентовый навес над ресторанчиком. Терциан посмотрел на свою пустую тарелку. Еда была превосходной, но он уже забыл ее вкус.

Ярость все еще клокотала в нем. А это что? О боже! Оркестр заиграл "Оазис". Первые аккорды подозрительно напоминали мелодию "Чудесной стены". "Чудесная стена" на испанских гитарах, тростниковых флейтах и мандолине!

Терциан собирался заказать бутылку коньяка и посидеть в ресторанчике подольше, однако не под такие же звуки. Он бросил на столик несколько евро и подложил счет под блюдце, чтобы тот не улетел от порывов свежего ветра, трепавшего зеленый навес. Терциан уже выходил через маленькие чугунные воротца, ведущие в ресторанчик, когда его внимание привлек шум уличной драки.

На проезжей части, сморщившись от боли, падал на землю человек. Трое стоящих рядом с ним мужчин, по-видимому, не успели вовремя подхватить своего товарища.

"Идиоты", - подумал Терциан, кипя от злости.

Внезапно раздался отчаянный визг тормозов и вопль автомобильного сигнала.

Ветер взметнул в воздух какие-то бумаги, высыпавшиеся из чемоданчика.

И над всем этим звучал усиленный динамиками звук перуанских флейт. "Чудесная стена".

Терциан с изумлением наблюдал, как трое мужчин бросились ловить бумаги. Он шагнул к упавшему человеку - кто-то ведь должен хоть что-то сделать. Волосы мужчины упали ему на лоб, он перевернулся на бок, по-прежнему с искаженным от боли лицом.

Глухо бубнили флейты.

Стоя одной ногой на тротуаре, Терциан бросил взгляд на потрясенные лица собравшихся людей. "Здесь что, нет врача? - подумал он. - Французского врача?" Казалось, сам он внезапно забыл все французские слова. Даже такие простые фразы, как "Вы живы?" или "Как вы себя чувствуете?", совершенно вылетели у него из головы. Курс первой помощи, который он когда-то проходил в школе Кенпо, был давным-давно забыт.

Неестественно бледное лицо мужчины внезапно сделалось спокойным. От порыва ветра на него упали волосы. Терциан заметил, как из парка все происходящее снимает на видеокамеру какой-то человек в бейсболке, и снова разозлился от ощущения полной никчемности этого дурацкого туриста, которая словно подчеркивала его собственную ненужность.

Начали собираться люди, они выходили из останавливающихся автомобилей, сходили с тротуара. Терциан увидел, как от Дворца правосудия к месту происшествия пробираются французские жандармы в своих круглых кепи, и ему стало легче. Теперь всем займутся люди куда более компетентные, чем он.

Терциан начал нерешительно отходить на тротуар. И вдруг почувствовал, как кто-то схватил его за руку, и, обернувшись, с удивлением увидел, что ему в плечо уткнулась женщина со светло-коричневой кожей, в глухих черных очках.

- Пожалуйста, - певуче, не на американский манер, произнесла она, - помогите мне отсюда выбраться.

Когда они пробирались через толпу, вслед им неслись пронзительные звуки флейт.

Миновав статую Вечного Повесы, распутного старикана Генриха IV, они вышли к Новому мосту. Слева, за Сеной, мягким светом сиял Лувр, утопающий в зелени платанов.

По улице с ревом проносились машины, спеша успеть на зеленый свет. Терциан злился, сам не зная на что. Он не хотел связываться с этой женщиной, подозревая, что это какая-нибудь мошенница. Ее спортивная сумка, которую она несла на плече, то и дело хлопала его по заду, и Терциан потихоньку проверил задний карман брюк - деньги были на месте.