Зеленая брама - [9]

Читал их, едучи в автобусе.

Первое оказалось от человека, который был в сорок первом мальчиком и жил в селе севернее Умани. Материн­ская хата — рядом со школой.

Село было занято противником, оккупанты вели себя так, будто обосновались здесь навсегда. В школе остановил­ся какой-то, видимо крупный, штаб. Немцы, явно довольные тем, что оказались в глубоком тылу, благодушествовали, поставили на крыльце школы граммофон, слушали тан­цевальные песенки.

И вдруг, среди бела дня, откуда-то нагрянули три танка с красными звездами на башнях. С брони соскочила группа бойцов — десант. Началась в штабе страшнейшая паника, да еще и под музыку. Граммофон с раструбом, как гигант­ский цветок повилики, продолжал играть. Советские тан­кисты выскочили из люка, в школе стрельба, крики, сума­тоха. Отстреливаясь, два танкиста, заскочившие в школу, вернулись к танку, все три машины развернулись, и, как говорится, поминай как звали.

Второе письмо было от ветерана Ивана Трофимовича Струпова, который называет себя одним из тех, кому гит­леровцы не дали доспать 22 июня. Он служил в отдельном разведбатальоне и помнит, как прибывшие из Молдавии танки генерала Новосельского с марша вступили в бой, погнали фашистов от Умани, потеснили их километров на тридцать. (Вновь та же цифра — тридцать километров!)

Я погасил свои сомнения, оставил эту страницу в не­прикосновенности.

В начале августа маршал С. М. Буденный приказал генералу Ф. Я. Костенко вести на выручку окруженным 26-ю армию. Она грозно двинулась на врага. Ей удалось, идя навстречу войскам, пробивавшимся из окружения, вре­заться в боевые порядки противника на глубину до 20 ки­лометров. Но 7 августа возникла критическая ситуация под Киевом, и пришлось 26-ю армию повернуть туда. А все же командование Юго-Западного фронта, отдавшее группу Понеделина Южному фронту, продолжало искать пути к ее спасению.

Ослабленный и измотанный боями, Южный фронт тоже пытался выручить окруженных. В районе Первомайска, намеченного как место нашего выхода из окружения, действовала 18-я армия — ею командовал мужественный генерал Андрей Кириллович Смирнов (он погиб в начале октября 1941 года на земле Запорожья). Этой армии тоже угрожало окружение, противник старался отсечь ее от со­седа — 9-й армии, а все же она вновь и вновь бросалась в атаки, чтобы оттянуть мощь врага на себя и образовать коридор, по которому могли бы вырваться на юг наши части. Советская система взаимной выручки действовала и в этом тяжелейшем положении, сложившемся на юге на­шего государства.

Спасибо войскам 26-й армии.

Спасибо войскам 18-й.

Их действия по спасению окруженной группировки не должны быть забыты.

Тяжелы были гири на весах войны! И не вдруг опре­делишь, какая из них перетянет на весах Истории...

Попытки высших штабов связаться с окружаемыми и окруженными войсками предпринимались вновь и вновь и постепенно обрели отчаянный характер. И вот — послед­ний день июля.

В распоряжении Южного фронта находилась эскад­рилья самолетов У-2, или По-2 («кукурузников»). Эскад­рилья входила в состав 169 авиаполка гражданской авиации.

31 июля пилот Виктор Шершов и механик Михаил Г. получили задание отвезти пакет в штаб 6-й и 12-й армий в город Умань, вернуться с ответом...

Летчикам полагалось доставлять делегатов связи с па­кетами («делегат связи» — так тогда именовался офицер связи), а не просто пакеты. Однако данный случай но­сил характер чрезвычайный, могли полететь лишь двое, в полете по неизведанному маршруту механик был необ­ходим.

Шли на бреющем, 5—7 метров над землей. Не долетев до Умани километров 30, увидели большое скопление войск и, убедившись, что это наши, произвели посадку на поле.

— Умань в наших руках? — спросил пилот у артилле­ристов, как ему показалось, напряженно стоявших у ору­дия.

— Утром еще была нашей. Улетайте поскорее, разве не видите, подходят ихние танки! Сейчас будем бить...

Самолетик взмыл над полем боя и вскоре приземлился на уманском аэродроме.

Город горел. Шершову выделили полуторку, он помчался в парк Софиевка. Дежурный по штабу принял пакет и вскоре вынес другой — на имя маршала Буденного.

Вылетев из пылающей Умани, самолет взял курс на юг.

Вновь маршрут проходил над скоплением войск. Пыль на дорогах не позволяла различить, свои внизу или про­тивник.

Вдруг мотор стал давать перебои. Шершов почувство­вал резкую боль в ноге. Мотор замер. Самолет скапотиро­вал на нескошенную ниву. Пули пронизывали брезенто­вую камуфлированную обшивку самолета.

Пилот, как ему казалось, быстро пришел в себя, вы­брался из-под обломков, окликнул механика. Но Михаи­ла Г. не было возле машины, следы, врезавшиеся в высо­кую траву, показывали лишь направление его бегства.

Отстреливаясь, Шершов уничтожал пакет. Это ему удалось.

Раненый пилот гражданской авиации был схвачен мо­тоциклистами, когда от пакета ничего не осталось.

Он хлебнул лиха, а все-таки бежал из-под охраны и направился на восток. Слово «бежал» употреблено мною условно — Шершов ковылял на костылях до самой линии фронта, нашел свой полк и узнал, что механик Михаил Г., бросивший своего пилота, значительно раньше выбрался и явился в часть с рассказом, как погиб его командир.