Зеленая брама - [87]

Смутное, труднообъяснимое чувство овладело Петром Ивановичем. Оно было окрашено скорей радостью, чем пе­чалью. Он забыл давно, как чувствуют землю ступнями ног, он ощущал ее тепло теперь всем телом, всем своим су­ществом.

Правда, боли, в минуты особого волнения всегда му­чившие ветерана, нахлынули с новой силой. У этих болей есть медицинское название — фантомные, то есть боли-призраки. Как могут болеть конечности, которых нет?

Грищенко отложил в сторону лопату. Нельзя ранить эту землю, нельзя потревожить корни прекрасного дерева, вы­росшего на его полевой сумке, да так, словно она и была тем зерном, из которого рождаются яблони.

Вот две истории о зернах и плодах. Мне кажется, я имею право объединить два случая и две судьбы, но не потому, что оба героя правдивой легенды приехали в Подвысокое на «Запорожцах» с ручным управлением.

А за то, что и Гафизов и Грищенко — люди такой трудной судьбы, мы ни у кого не будем просить прощения. В зоне, куда я привел тебя, читатель, в Зеленой браме, не найдешь легких судеб и веселых сюжетов...

Думаю, что можно назвать эту правду легендой, а ге­роев ее — легендарными.

Центр узнал

Один винницкий журналист рассказал мне историю, что называется, гражданскую-прегражданскую, мирную-премирную, имеющую лишь косвенное отношение к поиску следов и фактов героизма и мужества воинов 6-й и 12-й армий. В областной газете было упомянуто имя бывшего партизана Николая Иосифовича Сидоренко. Газета сооб­щала, что он ныне кандидат наук.

Газета ошиблась, упомянув о «кандидатстве», фактов не проверила. Сидоренко действительно занимался научной деятельностью, медленно и трудно готовил диссертацию, но кандидатом наук он тогда еще не стал. Случай, ска­жем прямо, не такой уж существенный. Неужели поправку давать, писать письмо в редакцию? Прочтут и забудут? Газета живет один день...

Ошибка журналиста причинила прямо-таки страдания Николаю Сидоренко. Никогда и никому, кроме гестаповцев, не лгавший воин, военнопленный и партизан был выбит из колеи, сильно расстроен, чтоб не сказать — сражен напо­вал. Он выглядел лгуном, хвастуном, бахвалом! Вдруг подумают, что это он дал о себе неверные сведения!

Как исправить ошибку газеты, как спасти свою честь? В Виннице, с которой связано столько трудного и важного, хорошего и светлого, теперь и показаться нельзя!

Сидоренко принимает решение — не медлить больше ни минуты, самым срочным образом готовить и защищать диссертацию.

Он оставляет обжитое местечко в Москве и отправля­ется в далекий северный город Воркуту. Не на день, не на месяц. Всерьез и надолго. Через три года диссертация, основанная на глубоком изучении северных угольных месторождений, была готова и защищена. Ученые признали работу эту отличной, защита прошла триумфально.

Таким вот способом исправил Николай Сидоренко ошибку журналиста, о которой тот, наверное, давным-давно и накрепко забыл. Дело шло о чести: вместе с диссер­тацией защитил Сидоренко и свою честь.

Характерец, скажу я вам! Впрочем, среди людей, с кото­рыми мне приходилось встречаться на дорогах послевоен­ного поиска, немало удивительных по своей чистоте и прямоте натур. Совесть и честь на первом месте, все осталь­ное лишь мелочи и подробности.

Я познакомился с Сидоренко как раз тогда, когда он вернулся из Винницы. Теперь уж он мог спокойно ездить в края своей партизанской юности и прямо смотреть людям в глаза. Во всяком случае, он так считал. Он показался мне человеком, знакомство с которым облагораживает. Я узнал, что он снова москвич, что у кандидата технических наук кроме боевого ордена и партизанской медали теперь еще и пять медалей Выставки достижений народного хо­зяйства. (Это редкие, трудно достигаемые и высокие награды.)

Захотелось мне написать о мужестве ученого, о пребы­вании моего нового знакомого за Полярным кругом в уголь­ном бассейне, но, когда мы встретились, оказалось, что нам до конца жизни, наверное, не хватит времени на одни только военные воспоминания.

Николай Сидоренко, как говорят, крепко сбитый, мало­го роста, удивительно спокойный человек с добродушной улыбкой. По моим представлениям, он еще не стар: встре­тил войну восемнадцатилетним, так что остается приплю­совать пролетевшие годы, и с возрастом все будет ясно.

Он начал срочную службу в 173-й горнострелковой дивизии, в 352-м артиллерийском полку, и успел 22 июня со своим полком выдвинуться вперед к границе. Пришлось не по назначению применять 76-миллиметровые орудия: учили вести огонь по закрытым целям, а стрелять надо было прямой наводкой по движущимся танкам. И не просто движущимся, а ведущим огонь и набирающим скорости.

Мы вспомнили золотящуюся пшеницу с алыми капель­ками маков, вспомнили, что в первые дни почти в самом пекле боя можно было увидеть беспечных деревенских мальчишек, наблюдающих за единоборством танкистов с пушкарями, а если говорить обобщенно,— за смертельной схваткой двух миров.

Вспомнили горящий Тарнополь, Волочиск и Подволочиск, наконец, уманский уникальный парк Софиевка, куда артиллеристы между двумя очень нелегкими боями ходили на экскурсию, будто волшебством на час перенесясь в недав­ние школьные времена.