Зеленая брама - [40]

Ни 8-я, ни 10-я, ни 32-я танковые дивизии не были в Умани. Они провоевали весь первый месяц войны, и остав­шиеся в живых экипажи были отправлены за Днепр, кажет­ся в Прилуки. В 6-й армии оставалось лишь несколько танков, подчинявшихся непосредственно штарму. С ними-то и задержался на передовой Петр Семенович. Как это ему удалось? Полагаю, что полковник уговорил кого-то из высо­ких начальников, возможно, воспользовался протекцией своего друга, только что тоже отправившего на перефор­мирование свою дивизию и ставшего комкором,— Сергея Огурцова.

Трагична судьба пламенного комдива. В официальных источниках (архив Министерства обороны СССР) зафикси­ровано, что Фотченков попал в плен. Правда, нет сведений о том, что кто-либо видел его в плену. Не числится он и в не­мецких списках военнопленных. Немногие оставшиеся в живых ветераны, сражавшиеся рядом с Фотченковым в Зеленой браме, утверждают, что он погиб при первой попыт­ке вывести из окружения штаб группы Понеделина. Об этом рассказывал мне, в частности, генерал Л. И. Тонко­ногов, писали очевидцы.

Легенда утверждает, что последний танк, за фрикцио­нами которого находился комдив-8, кавалер орденов Ленина и Красной Звезды, комиссар интербригады в Испании, рухнул в воды Синюхи и ушел на дно. Может быть, танк еще будет обнаружен и поднят: река глубокая, исследование дна не производилось.

Вспоминая Фотченкова, я уже готов согласиться с за­падногерманским историком Гансом Штеецом, назвавшим окруженные в Зеленой браме части комиссарскими: крас­ноармейцы шли за комиссарами, ждали их команды, их слова, сражались до последнего, следуя примеру комисса­ров, веря в коммунистов, как в жизнь.

В тяжелейшей обстановке политработники учились у командиров, командиры — у политработников. Воинское искусство одних и коммунистическое вдохновение других и создавали особую атмосферу, отличающую Красную Армию как небывалое войско защитников страны и ее социалисти­ческого строя.

Как свидетель, никому не отдам предпочтения в му­жестве, в храбрости, в беззаветности. Командиры и комис­сары были достойны друг друга.

Рассказанное мной относится к политработникам всех степеней — от политбойца до члена Военного совета.

Руководящие деятели партии, члены Центрального Ко­митета, секретари обкомов, горкомов, райкомов повторяли судьбу и брали пример с революционеров, направленных Лениным в юную Красную Армию на борьбу с белогвардейщиной, с интервенцией четырнадцати держав: Фрунзе и Киров, Орджоникидзе и Шаумян, Куйбышев и Дзержин­ский были с юности кумирами комиссаров сорок первого года.

В разгар июльских боев в штаб 12-й армии прибыли видные партийные работники — Петр Митрофанович Лю­бавин и Михаил Васильевич Груленко. Они были назначены членами Военного совета и сразу же включились в работу: в корпусах и дивизионах, в арьергардных боях и на марше они вносили в тяжкую атмосферу тех дней некоторую разрядку. Не преуменьшая опасности и избегая общих фраз, они вникали в противоречивую суть обстановки — выдержанные, спокойные, твердые в решениях. Очень раз­ные, они были, как вспоминают оставшиеся в живых това­рищи, чем-то похожи друг на друга,— надо полагать, уже тогда, за без малого четверть века жизни нашей страны, сложился тип партийного работника, беззаветного продол­жателя большевистского дела.

Дооктябрьское поколение большевиков называли про­фессиональными революционерами. После победы рево­люции это гордое наименование мы стали относить к прошлому.

А вот когда стали известны строго секретные фашист­ские приказы и директивы о подготовке нападения на СССР, оказалось, что Гитлер и его банда больше всего страшились тех, кого они называли профессиональными революционерами.

Предписывалось охотиться за ними, уничтожать в первую очередь.

С гордостью думаю я о Любавине и Груленко как о профессиональных революционерах!

Петр Митрофанович Любавин родился в конце прош­лого века и четырнадцатилетним пошел по слесарному делу. Ему исполнилось двадцать, когда создавалась Крас­ная Армия, и он стал одним из первых ее бойцов. В пар­тию он вступил на фронте. Когда пришла победа, красно­армеец снова пошел в слесаря. Его заметили, товарищи выдвинули его на руководящую партийную работу, а по­том как парттысячника послали учиться в Днепропетров­ский химико-технологический институт. Коммунист стал инженером, секретарем парткома завода, а вскоре его из­брали секретарем горкома, а потом и третьим секретарем Днепропетровского обкома ВКП(б).

Перед войной он был уже первым секретарем Донец­кого (тогда — Сталинского) обкома партии. В архиве со­хранились стенограммы его речей; на областной парт­конференции в марте 1940 года он говорил, обращаясь к шахтерам и металлургам Донбасса: «Мы должны каждо­дневно укреплять оборонную мощь нашей страны».

Оказавшись после долгого перерыва вновь в красно­армейской среде, этот человек в гимнастерке без знаков различия походил на рядового бойца, только люди с ор­деном Ленина и тогда встречались редко, да и сорокатрех­летних рядовых в войсках, пожалуй, еще не было.

Михаил Васильевич Груленко родился в 1904 году в Конотопе, в семье столяра. Семья большая — он был де­вятым ребенком. Это обстоятельство вынудило рано про­ститься с детством. В дни Октябрьской революции Ми­хаил Васильевич стал рабочим. Одним из первых вступил в комсомол. Его избирали в Путивле и в Шостке секрета­рем райкома. Потом — совпартшкола, политотдел свекло­совхоза под Харьковом. В 1939 году Михаил Васильевич оказался в рядах освободителей Западной Украины, был избран первым секретарем Станиславского обкома ком­партии.