Здравствуй, Марс! - [43]

— Литература — это хорошо. Но вдруг мы с тобой тоже подверглись избыточному излучению и давно свихнулись? И все происходящее с нами кажется разумным только потому, что логика, которой мы пользуемся, сама по себе свихнута. Как это происходит в искривленных геометриях Римана или Лобачевского, где две параллельные прямые пересекаются. Нам трудно заметить странность своего поведения, а для нормального постороннего человека мы, может быть, уже давно выглядим, как настоящие психи.

На мгновение Вик задумался. Но вскоре он придумал ответ и довольно заулыбался.

— Литература не занимается философией. Нам с тобой нет особой разницы, с помощью какой логики мы сейчас пытаемся объяснять свои поступки. Главное, чтобы она была. И еще хочу заметить, что при попытке сравнения двух логик, практически невозможно утверждать, что одна из них правильная, а другая, наоборот, свихнутая и ущербная. Человеческая психика так устроена, что люди, естественно, отдадут предпочтение той, которая для них привычнее. Если свихнутая логика позволяет совершать разумные поступки, а нормальная приводит к парадоксам и сбоям, то и нам разумнее будет отдать предпочтение свихнутой. Ну да, я и раньше говорил, что как только в любом описании мира или научной теории появляются парадоксы и исключения, можно смело утверждать, что эти представления ошибочны.

— Согласен. Мы живем в трехмерном мире, в котором обойтись без детерминизма нельзя, — признал Логов. — Любое отклонение неизбежно приведет к исчезновению привычной Вселенной. Это прямое следствие антропного принципа.

— Но Вселенная существует! — сказал Вик. — Или нам кажется, что она существует, что, с моей точки зрения, одно и тоже.

— Значит ли это, что мы с тобой не психи?

— Строго говоря, нет.

— Как же нам быть? — растерялся Логов. — Мне бы хотелось получить гарантии того, что у меня с головой все в порядке.

— Неужели для тебя это так важно?

— Конечно. А что тут странного?

— Кажется, что на Марсе вопрос о душевном здоровье интересует только тебя, — засмеялся Вик. — Ты обратил внимание на то, что переселенцы неохотно общаются друг с другом. Людям явно страшно сравнивать свою логику с логикой соседей. Расхождение с каждым днем становится все больше. Идиотами выглядеть никто не хочет.

Логов кивнул. Он и сам не испытывал особого желания общаться с переселенцами. Вик объяснил почему.

— Как же нам быть? — спросил Логов.

— Доверься литературе. Она выявит любую ложь.

— Научи меня писать!

— Прости, товарищ, это не каждому дано.

34

После ужина Вик остался в кухонном отсеке. Ему очень хотелось поговорить с кем-нибудь о жизни. Логов и Марта подходили для этого наилучшим образом. С каждым днем, проведенным им на Марсе, Вик нуждался в ежедневном двухчасовом общении все сильнее и сильнее. Если на Земле он относился к своему возможному одиночеству с некоторой бравадой, то теперь он считал каждый вечер, лишенный общения с друзьями, наказанием. Случалось это редко, только когда ему не удавалось справиться с дневным планом работ. Теперь он знал, что если будет лениться или манкировать своими обязанностями, то ему придется расплачиваться за свое поведение вечерним безмолвным одиночеством. Его лишат вечерней беседы, как в детстве наказывали за проступки, лишая сладостей. Это был хороший стимул работать на совесть.

Однажды Вик рассказал Логову о своей эмоциональной зависимости, тот удивился.

— Я наоборот думал, что ты стараешься лишний раз остаться в одиночестве, — сказал он.

— Зачем бы мне это понадобилось? Что хорошего в одиночестве?

— Я думал, что ты занимаешься своим новым текстом. Пустые разговоры, наверняка, мешают тебе, они должны отвлекать и вызывать раздражение.

— Чушь. Для кого, по-твоему, я пишу?

— Для меня и Марты?

— А что, здесь еще кто-то есть?

Разговоры обычно начинала Марта. Она с интересом расспрашивала Вика о функционировании технического модуля. Всякий раз, когда с оборудованием возникала проблема, Марта с удовольствием помогала разобраться с инструкциями. Вместе они быстро находили решение.

На самом деле ее интересовал текст, который сочинял Вик. Она не спрашивала прямо, наверное, стеснялась, но все ее «технические» вопросы были придуманы лишь для того, чтобы Вик заговорил о своей новой повести. Логов об этом догадывался.

Но Марте так и не удалось заставить Вика делиться планами. Он молчал, делал вид, что намеков не понимает, загадочно улыбался. В конце концов, Марте приходилось просить Логова вспомнить что-нибудь захватывающее о прошлой жизни на Земле.

Логов соглашался. Это была очень странная игра, но он не видел в просьбе Марты ничего плохого. Он честно рассказывал первое, что ему приходило на ум. Марта и Вик внимательно слушали. Марте было интересно узнать новое о Логове, а Вик хотел вставить его воспоминания в свою новую книжку. Все были довольны.

Со временем все привыкли, что на вечерних встречах больше всех говорит Логов. Это было странно, поскольку разговаривать он не любил. За месяц пребывания на Марсе ему пришлось произнести больше слов, чем за всю предыдущую жизнь на Земле.

Он и сам не знал, из каких глубин памяти появляются эти истории, случившиеся с ним когда-то давным-давно, а потом прочно забытые. Странно, но многие детали он опять забывал, едва заканчивал свой рассказ.