Когда же добрался и сел прямо на груду камней под, почему бы не называть это странное сплетение корявых ветвей ― «деревом», облегчённо вздохнул. Может, там и не было намного прохладней, но хоть солнце не светило так беспощадно. Камни были горячими, и очень хотелось с них встать, но двигаться сил совсем не было, поэтому я просто повторял про себя: «И не такие уж они и горячие, чуть тёплые, да вообще ― прохладные…»
Наверное, сила самовнушения у меня огромная, но мне показалось, что и правда, камни немного остыли, и стало так приятно, что я чуть не задремал. Свёрток снова настойчиво пискнул. Встряхнувшисьи пристроив его рядом, стал осторожно разворачивать тряпки. Сначала показалась голова ребёнка, щекастая с узкими щёлками глаз и небольшим чубчиком волос. Носик малыша был похож на пуговку, во рту он держал пальчик и довольно его сосал. На первый взгляд ― ребёнок был в полном порядке, что радовало.
Больше нечего примечательного в «мелком» я не нашёл, впрочем, на шее у него болтался какой-то шнурок с подвеской, при ближайшем рассмотрении оказавшийся жёлтым камушком в виде полумесяца. Наверное, мать повесила этот амулет, пытаясь защитить сына, а, может, и дочь от беды. Кажется, до сих пор это ему помогало, а вот ей самой… Тряхнул головой, отгоняя прочь грустные мысли.
Я совершенно ничего не понимал в маленьких детях: например, сколько ему месяцев, и как это определить? Ну, года-то ему, наверное, не было, раз до сих пор завёрнут в пелёнки. А ещё я разглядел у него четыре белоснежных передних зуба. Почему-то, возможно, от жары начал сходить с ума, что не удивительно, и решил с ним поговорить.
― Слушай, э, даже не знаю, как тебя называть. Ну, допустим ― Абориген, что, тебе такое имя нравится? ― я нёс откровенную чушь, искоса поглядывая на малыша, который совершенно не обращал на меня внимания. ― Что делаешь? Палец сосёшь, пить, наверное, хочешь? Ну, Аборигенчик, извини. Я не знаю, где тут вода, сам издыхаю от жары. Э, Аби, ― я сократил данное мной же слишком длинное имя, ― чего это у тебя такая розовая слюна течёт, а? Неужели поранился?
Я попытался вынуть у Аби пальчик изо рта, но это оказалось непростым делом. Малыш явно этого не хотел, а когда мне всё-таки удалось побороть сопротивление «мелкого» противника, он скорчил обиженную гримасу и захныкал. На его пальце обнаружилась кровоточащая ранка. Я вытер кровь краем футболки, она показалась мне чище тряпья, в которое Аби был завёрнут, продезинфицировать ранку было нечем. Вот если б водой сполоснуть.
И тут я вспомнил о походной фляжке, которую обычно носил в сумке на длинном ремешке, перекинутой через плечо и долбившей меня по боку при любом движении. Зачем она тут оказалась? Неужели я и спал, судя по прикиду, не снимая её? Совершенно непонятно, но мне было как-то не до разборок с этим.
Фляжка была старая, металлическая, но довольно тяжёлая. Я ожидал, что она наверняка раскалилась, и вода, если она там вообще была, наверное, чуть холоднее кипятка. Но, потрогав фляжку пальцем, был приятно удивлен ― она была прохладной. А вода в ней ― потрясающе холодной, аж зубы заломило.
Вот честно, собирался сделать только один глоток, а начал пить и не мог остановиться. Спохватился только когда почувствовал себя переполненным бочонком. А как же Аби? Какой же я болван, во фляге, наверное, уже ничего не осталось. Но странности продолжались ― воды не убавилось, словно и не пил вовсе. Обрадовавшись, я умылся холодной водой и почувствовал себя намного легче.
Ополоснул палец Аби водой, и его рана затянулась прямо на моих глазах. Мне пришлось сделать вид, что не заметил этого, позволив малышу снова вернуть пальчик на «место». Он обрадовался и зачмокал, но вдруг так заголосил, заставив меня подскочить вместе с ним. Что я сделал не так? Ледяной воды ребёнку не давал, не совсем уж дурак. Ему нужно было молоко, а мне ― отчаянно хотелось вернуться домой. Если б я ещё помнил ― где он, мой дом. Но ни то, ни другое пока было недостижимо для нас обоих.
Аби продолжал кричать, я пытался качать его на руках и даже сюсюкался с ним ― ничего не помогало. Пробегавшие вдалеке люди не обращали на нас никакого внимания, я уже отчаялся хоть как-то его успокоить, поэтому положил орущий свёрток на соседний камень и, обхватив голову руками, застонал, закрыв уши ладонями. Теперь под это нескончаемое хныканье почувствовал, как у меня болит голова. Появилась даже мыслишка оставить Аби здесь и пойти поискать какую-нибудь женщину, чтобы отдать ей спасённого мной крикуна.
Впрочем, я быстро отказался от этого плана, потому что за «деревом» послышался какой-то шорох, и между веток мелькнули большие жёлтые глаза неизвестного происхождения. Возможно, это был зверь и, скорее всего, встреча с ним не обещала мне ничего хорошего. Я подхватил хнычущего Аби на руки и сделал это вовремя: из-под камня выглянула плоская серая голова, очень похожая на голову крупной ящерицы или змеи.
Оставаться в этом временном приюте было небезопасно, и я решил вернуться к людям, во-первых, чтобы пристроить Аби и, во-вторых, попытаться расспросить местных о том, где же всё-таки нахожусь. Мои глаза практически адаптировались к яркому свету и уже не слезились. Пожар закончился, дома, стоявшие близко друг к другу, медленно догорали. Слышались горькие завывания женщин и ругань мужчин.
