Здоровье, 1962 № 03 (87) - [7]

Горький опыт воспитательных домов и немногих в дореволюционное время больниц для грудных детей почти не давал надежд на то, что оплошность природы может быть исправлена. «Мы не можем вознаградить этим детям то, чего они лишаются своим ранним выходом из матки», — утверждал один крупный педиатр прошлого века. «Собственно из недоносков едва сохраняется десятый человек», — говорилось в «Материалах для истории императорского московского воспитательного дома», подводивших итог 100-летней деятельности этого учреждения. В десятках других работ, медицинских отчетов, научных статей — те же удручающие цифры и те же безнадежные слова: «дети-недоноски все обречены на смерть», «дети. — недоноски умирают в 80–90 % в течение первого года жизни», «они все с задатками смерти»…

Из западной литературы перекочевал в русскую термин о «врожденной жизненной слабости» недоношенных детей. Он звучал вполне научно и, казалось, внушал: к чему все старания, все тревоги, если ребенок просто-напросто не способен жить?

Степень жизнеспособности ребенка определяли, исходя из его веса, из срока родов. Имела хождение даже сложная математическая формула — индекс Фребелиуса. Если при определенных действиях с цифрами окружности головы, окружности груди и роста ребенка получалась отрицательная величина, ребенок считался нежизнеспособным. Так, с сантиметром и карандашом в руках врач в течение двадцати минут определял судьбу ребенка и решал: стоит за него бороться или остается просто-напросто ждать, когда все придет к естественному концу.

Но советские врачи не захотели доверять детскую жизнь ни стрелке весов, ни сантиметру, ни спасительному термину о «врожденной слабости». Они доверяли ее только своей совести, горячей, не знающей покоя совести борцов и гуманистов.

ЧЕТЫРЕ ВОПРОСА, ЧЕТЫРЕ ОТВЕТА

В 1921 году в старинном здании, отданном Дому охраны материнства и младенчества — нынешнему Институту педиатрии Академии медицинских наук СССР, открылось отделение для недоношенных.

Крупный педиатр Г. Н. Сперанский первым в стране посвятил свои труды изучению именно самого раннего, младенческого возраста. То была тяжелая пора, когда звучало еще забытое ныне слово «подкидыш», когда бедна была наша медицина и оснащением, и аппаратурой для научных исследований, и лечебными средствами.

И все-таки врачи отделения поставили перед собой задачу — спасти недоношенного ребенка, определить его потребности и научиться удовлетворять их.

Постепенно, год за годом, накапливались наблюдения. Самым беспристрастным критерием — критерием практики — оценили врачи то немногое, что было известно о путях сохранения жизни недоношенного ребенка. Кое в чем нашли они зерно истины, кое-что отвергли. И смело, наперекор старым взглядам и традициям, создали свое, новое, подсказанное и узаконенное все тем же неподкупным мерилом — практикой, опытом.

Ныне отделение недоношенных и патологии новорожденных детей Института педиатрии Академии медицинских наук СССР имеет свою стройную, теоретически обоснованную систему ухода за преждевременно родившимися детьми. Эта система и методика получили широкое распространение, они применяются во многих родильных домах и детских больницах страны, ею горячо интересуются зарубежные специалисты.

Давно замечена одна роковая особенность недоношенного ребенка — он не умеет удерживать тепло собственного тела, очень быстро приобретая температуру окружающей среды. Раздетый при комнатной температуре, вполне приемлемой для нормального новорожденного, он может замерзнуть. А охлаждение — начало всех бедствий. Вот почему недоношенных укутывают, обкладывают грелками, помещают в специальные обогреваемые, закрытые со всех сторон кроватки — кувезы.

Но в отделении обратили внимание и на другое: перегревание у такой крошки наступает так же легко, как и охлаждение, и также влечет за собой немалую опасность.

Ребенка очень берегли, его уложили в кувез и, кажется, заболеть он никак не мог. Почему же температура у него повысилась почти до 40 градусов? Это то, что педиатры раньше называли «анархией температуры» или «кувезной лихорадкой».

Поэтому за детьми, находящимися в кувезе, надо постоянно наблюдать, а более крепких сразу укладывать в обычную кроватку.

Еще одна опасность, нередко грозящая малышу, — расстройство дыхания.

Иногда несколько раз в сутки и без того слабое, едва заметное дыхание ребенка становится судорожным, прерывается. Личико становится иссиня-бледным, наступает приступ удушья — асфиксия.

Объяснить, почему это происходит, нетрудно: ребенок еще недостаточно развит, грудная клетка слаба, а самое главное — не созрели, не подготовлены к нормальной работе дыхательный центр и легкие. И все-таки разве невозможно выяснить непосредственную причину каждого приступа? Разве невозможно его предупреждать?

С детей буквально не стали спускать глаз, тщательно анализируя, что предшествовало приступу. Асфиксия возникала и при полном покое, но чаще ее влекло за собой то, что составляло для ребенка повышенную нагрузку, а значит, увеличивало потребность в кислороде. А для крохотного, слабенького, как воробышек, малыша нагрузкой была даже еда. Когда нынешняя заведующая отделением Е. Ч. Новикова еще аспиранткой изучала сердечно-сосудистую систему у недоношенных детей, она заметила, что во время кормления у них резко учащается пульс, повышается кровяное давление. Это было еще одним доказательством того, что даже еда для недоношенного — тяжелейшая работа.