Здесь живу только я - [40]

— Конечно. Считайте, что я надгробный камень. Ничего не скажу.

— Однажды ночью я вышел отсюда на улицу и оказался в совершенно другом месте.

Владимир снова непонимающе нахмурился.

— Это место, — продолжал Смородин. — Не похоже на наш город. Там все другое. Там царит мертвая тишина. Нет людей. Совсем другие дома, другая планировка улиц. Там стоят статуи странных воинов в древних доспехах.

— Продолжайте, — не отводя глаз от Петра, Владимир полез в карман за сигаретами. — Вы курите?

— Да, — Петр тоже достал сигарету и закурил. — А самое странное, что это место я однажды где-то видел. Меня не покидало ощущение «дежа вю». Там все совсем по-другому. Абсолютно чистое небо. Звезды. Даже воздух другой, более чистый. И еще иногда там бывает очень страшно. Я немного гулял там, а потом возвращался сюда, а утром, когда уходил из музея, эта дверь снова вела в наш город, каким я привык его видеть. Это все очень странно. Я бы согласился с тем, что это сон, но это выглядит слишком реалистично. К тому же однажды я пригласил сюда своего хорошего друга, и он тоже все это видел. Все то же самое. Я не знаю, что думать об этом. Поэтому и пришел к вам.

— Удивительное дело, — медленно проговорил Владимир, не переставая хмуриться. — Слушайте, а что это за друг, которого вы пригласили сюда?

— Вы, может быть, даже знаете его, — Петр слегка улыбнулся. — Это Герман Каневский, известный телеведущий.

— Как вы сказали? Каневский?

— Да.

— Не знаю. Не слышал о таком никогда. Впрочем, я редко смотрю телевизор, поэтому откуда мне знать… Слушайте, а может быть, вы здесь употребляли какие-нибудь вещества? Случайно, — смущенно добавил он.

— Я так и знал, что вы это спросите. Не надо было рассказывать.

Петру захотелось немедленно встать и уйти.

— Извините, я не хотел обидеть. Все это действительно странно. Я даже не знаю, что сказать. Ничего подобного здесь не видел, несмотря на то, что пару раз выходил ночью за сигаретами.

— Ничего. Спасибо, что выслушали. Вы точно не расскажете об этом Грановскому?

— Точно. Обещаю. А еще обещаю, что сегодня обязательно выйду в ночи на улицу. Мне стало интересно.

Петр усмехнулся.

— А теперь я пойду. Спасибо за чай.

— Да. Я провожу вас.

Петр вышел в коридор и накинул куртку.

— Что ж, — он пожал протянутую руку. — Спасибо. Может быть, как-нибудь еще зайду. Да и вы заходите.

— Постараюсь. Всего хорошего, — улыбнулся Владимир.

Петр вышел на лестничную площадку, и Владимир все с той же улыбкой закрыл за ним дверь.

И тогда Петр увидел, что на двери висит табличка с надписью:

ПОЛЕЗНЫЕ МНЕ ЛЮДИ

Он в ужасе отшатнулся, глаза его округлились. Испуганно заколотилось сердце. Он положил руку на грудь, чтобы успокоиться и отдышаться. Затем в его голову пришла идея. Он подошел к двери и нажал на кнопку звонка.

Прошла минута. Никто не открыл. Не было слышно даже шагов по коридору.

Он нажал еще раз.

Никого.

Он вдруг ощутил невыразимое одиночество, какое чувствовал бы человек, который вдруг остался совершенно один во всем мире.

Он перестал бояться, потому что сил бояться больше не было. Страх исчез, осталось лишь одиночество — огромная дыра внутри, где-то на уровне солнечного сплетения.

Медленно он спустился вниз, открыл дверь и увидел тот самый двор. На двери все так же было написано «Здесь живу только я». Все такое же абсолютно чистое звездное небо, такой же чистый воздух — только больше не было страха, была лишь ноющая тоска, которая ощущалась почти на физическом уровне.

Петр оглянулся назад и поднял голову вверх. В квартире Фейха горел свет.

Он почему-то улыбнулся.

Он прошел через арку и вышел на улицу. Все оставалось таким же, как в прошлый раз. Все так же гудели провода над головой и не было видно ни одного человека, но в некоторых окнах горел свет одного и того же лимонно-желтого оттенка.

Только сейчас он заметил, что даже звук собственных шагов слышался здесь иначе: он звучал четко, будто от солдатских сапог, и отдавался еле слышным гулким эхом.

Он дошел до той аллеи, где они были в прошлый раз с Германом.

Где-то вдалеке послышался звук проезжающей машины, но на этот раз он не испугал Петра.

«Пускай себе едет, — подумал он. — Это не мое дело».

Он дошел до скамейки, на которой они сидели с Германом, сел на неё и огляделся вокруг.

Свет в некоторых окнах горел одинаковым и ровным оттенком. В них не было видно силуэтов людей, на подоконниках не стояли цветы, и даже шторы, как ему показалось, были совершенно одинаковыми.

В воздухе пахло удивительной свежестью, будто сейчас не ноябрь, а середина мая, и сейчас только что прошла первая гроза.

Этот запах приносил в сознание Петра какое-то удивительное спокойствие и понимание того, что все происходящее — правильно.

Так и должно быть.

Ему захотелось спать.

Он скрестил руки на груди, устроился в скамейке поудобнее и закрыл глаза.

И весь мир засыпал вместе с ним.

Засыпали чудесные золотые рыбки в круглых фонарях.

Засыпала статуя воина в удивительно красивых доспехах.

Засыпали лимонно-желтые огни окон в домах, которые тоже медленно и спокойно засыпали.

Засыпали провода, гудящие над головой.

Засыпали темные силуэты деревьев на аллее.

Засыпали даже звезды на прозрачном небе.