Здесь говорят по-русски - [5]
There was also something new and, to me, enigmatic in the old man's conversation. We were talking about Paris and the French, and suddenly he inquired, "Tell me, my friend, what's the largest prison in Paris!>1" I replied I didn't know and started telling him about a French revue that featured blue-painted women.
"You think that's something!" interrupted Martin. "They say, for example, that women scratch the plaster off the walls in prison and use it to powder their faces, necks, or whatever." In confirmation of his words he fetched from his bedroom a thick tome by a German crim-inologist and located in it a chapter about the routine of prison life. I tried changing the subject, but, no matter what theme I selected, Martin steered it with artful convolutions so that suddenly we would find ourselves discussing the humaneness of life imprisonment as opposed to execution, or the ingenious methods invented by criminals to break out into the free world.
I was puzzled. Petya, who loved anything mechanical, was picking with a penknife at the springs of his watch and chuckling to himself. His mother worked at her needlepoint, now and then nudging the toast or the jam toward me. Martin, clutching his disheveled beard with all five fingers, gave me a sidelong flash of his tawny eye, and suddenly something within him let go. He banged the palm of his hand on the table and turned to his son. "I can't stand it any longer, Petya-I'm going to tell him everything before I burst." Petya nodded silently. Martin's wife was getting up to go to the kitchen. "What a chatterbox you are," she said, shaking her head indulgently. Martin placed his hand on my shoulder, gave me such a shake that, had I been an apple tree in the garden, the apples would literally have come tumbling off me, and glanced into my face. "I'm warning you," he said. "I'm about to tell you such a secret, such a secret . . . that I just don't know. Mind you-mum's the word! Understand?"
And, leaning close to me, bathing me in the odor of tobacco and his own pungent old-man smell, Martin told me a truly remarkable tale. [In this narrative, all traits and distinguishing marks that might hint at the identity of the real Martin are of course deliberately distorted. I mention this so that curiosity seekers will not search in vain for the "tobacco shop in the corner building." -V.N.]
"It happened," began Martin, "shortly after your departure. In walked a customer. He had obviously not noticed the sign in the window, for he addressed me in German. Let me emphasize this: if he had noticed the sign he would not have entered a modest emigre shop. I recognized him right off as a Russian by his pronunciation. Had a Russian mug too. I, of course, launched into Russian, asked him what price range, what kind. He gave me a look of disagreeable surprise: 'What made you think I was Russian?' I gave him a perfectly friendly answer, as I recall, and began counting out his cigarettes. At that moment Petya entered. When he saw my customer he said with utter calm, 'Now here's a pleasant encounter.' Then my Petya walks up close to him and bangs him on the cheek with his fist. The other froze. As Petya explained to me later, what had happened was not just a knockout with the victim crumpling to the floor, but a special kind of knockout: it turns out Petya had delivered a delayed-action punch, and the man went out on his feet. And looked as if he were sleeping standing up. Then he started slowly tilting back like a tower. Here Petya walked around behind him and caught him under the armpits. It was all highly unexpected. Petya said, 'Give me a hand, Dad.' I asked what he thought he was doing. Petya only repeated, 'Give me a hand.' I know my Petya well-no point in smirking, Petya-and know he has his feet on the ground, ponders his actions, and does not knock people unconscious for nothing. We dragged the unconscious one from the shop into the corridor and on to Petya's room. Right then I heard a ring- someone had stepped into the shop. Good thing, of course, that it hadn't happened earlier. Back into the shop I went, made my sale, then, luckily, my wife arrived with the shopping, and I immediately put her to work at the counter while I, without a word, went lickety-split into Petya's room. The man was lying with eyes closed on the floor, while Petya was sitting at his table, examining in a pensive kind of way certain objects like that large leather cigar case, half a dozen obscene postcards, a wallet, a passport, an old but apparently efficient revolver. He explained right away: as I'm sure you have imagined, these items came from the man's pockets, and the man himself was none other than the representative-you remember Petya's story-who made the crack about the White scum, yes, yes, the very same one! And, judging by certain papers, he was a GPU man if I ever saw one. 'Well and good,' I say to Petya, 'so you've punched a guy in the mug. Whether he deserved it or not is a different matter, but please explain to me, what do you intend to do now? Evidently you forgot all about your aunt in Moscow.' 'Yes, I did,' said Petya. 'We must think of something.'
В 1955 году увидела свет «Лолита» — третий американский роман Владимира Набокова, создателя «Защиты ужина», «Отчаяния», «Приглашения на казнь» и «Дара». Вызвав скандал по обе стороны океана, эта книга вознесла автора на вершину литературного Олимпа и стала одним из самых известных и, без сомнения, самых великих произведений XX века. Сегодня, когда полемические страсти вокруг «Лолиты» уже давно улеглись, южно уверенно сказать, что это — книга о великой любви, преодолевшей болезнь, смерть и время, любви, разомкнутой в бесконечность, «любви с первого взгляда, с последнего взгляда, с извечного взгляда».В настоящем издании восстановлен фрагмент дневника Гумберта из третьей главы второй части романа, отсутствовавший во всех предыдущих русскоязычных изданиях «Лолиты».«Лолита» — моя особая любимица.
Гениальный шахматист Лужин живет в чудесном мире древней божественной игры, ее гармония и строгая логика пленили его. Жизнь удивительным образом останавливается на незаконченной партии, и Лужин предпочитает выпасть из игры в вечность…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Дар» (1938) – последний русский роман Владимира Набокова, который может быть по праву назван вершиной русскоязычного периода его творчества и одним из шедевров русской литературы ХХ века. Повествуя о творческом становлении молодого писателя-эмигранта Федора Годунова-Чердынцева, эта глубоко автобиографичная книга касается важнейших набоковских тем: судеб русской словесности, загадки истинного дара, идеи личного бессмертия, достижимого посредством воспоминаний, любви и искусства. В настоящем издании текст романа публикуется вместе с авторским предисловием к его позднейшему английскому переводу.
Роман, задуманный Набоковым еще до переезда в США (отрывки «Ultima Thule» и «Solus Rex» были написаны на русском языке в 1939 г.), строится как 999-строчная поэма с изобилующим литературными аллюзиями комментарием. Данная структура была подсказана Набокову работой над четырехтомным комментарием к переводу «Евгения Онегина» (возможный прототип — «Дунсиада» Александра Поупа).Согласно книге, комментрируемая поэма принадлежит известному американскому поэту, а комментарий самовольно добавлен его коллегой по университету.
Свою жизнь Владимир Набоков расскажет трижды: по-английски, по-русски и снова по-английски.Впервые англоязычные набоковские воспоминания «Conclusive Evidence» («Убедительное доказательство») вышли в 1951 г. в США. Через три года появился вольный авторский перевод на русский – «Другие берега». Непростой роман, охвативший период длиной в 40 лет, с самого начала XX века, мемуары и при этом мифологизация биографии… С появлением «Других берегов» Набоков решил переработать и первоначальный, английский, вариант.
«В романах "Мистер Бантинг" (1940) и "Мистер Бантинг в дни войны" (1941), объединенных под общим названием "Мистер Бантинг в дни мира и войны", английский патриотизм воплощен в образе недалекого обывателя, чем затушевывается вопрос о целях и задачах Великобритании во 2-й мировой войне.»В книге представлено жизнеописание средней английской семьи в период незадолго до Второй мировой войны и в начале войны.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В очередной том собрания сочинений Джека Лондона вошли повести и рассказы. «Белый Клык» — одно из лучших в мировой литературе произведений о братьях наших меньших. Повесть «Путешествие на „Ослепительном“» имеет автобиографическую основу и дает представление об истоках формирования американского национального характера, так же как и цикл рассказов «Любовь к жизни».
Прошла почти четверть века с тех пор, как Абенхакан Эль Бохари, царь нилотов, погиб в центральной комнате своего необъяснимого дома-лабиринта. Несмотря на то, что обстоятельства его смерти были известны, логику событий полиция в свое время постичь не смогла…
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
Черновой автограф рассказа В. Набокова был обнаружен А. Бабиковым среди рукописей в вашингтонском архиве писателя и подготовлен к публикации А. Бабиковым при участии Г. Барабтарло.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.