Зазвездный зов - [7]

Желтые скулы зари…

Лунную, вечно баранью

Русь золотят октябри.

Золото, жемчуг, брильянты –

Прячьтесь в земную кольчугу.

Нынче лишь вы нам приятны,

Медь, свинец, чугун…

65

За фалды буря тащит вечер,

Как Петифара среди дня.

У рощи говор человечий

И женская у птиц возня.

И кистью молний свод расцвечен,

И туч колокола звенят.

И рожь смирением овечьим,

Как жертва, смотрит на меня.

Я знаю, скоро чей-то суд.

Колосьев тоненькие души

Бичей грозы смиренно ждут.

И дождь, копытцами блестя,

Рысцой бежит и жгет, и тушит

Костры на сердце бытия.

66

Как эфир голубоватый,

Мир наполнила собой.

И рассветы, и закаты,

И часов созвездий бой.

В грозах, в синем их настое

Тишина растворена.

В нем сверкает золотое

Стремя грома-скакуна.

Знает синь, чьи руки пряли,

Знает бурю наизусть.

С черных раковин роялей

Падает по каплям грусть.

Их монах какой-то скромный

Оторвал с подводных скал,

И в каютах грустных комнат

Блещет клавишей оскал.

Жемчугом и песней блещет,

Песней непонятной нам.

Слушай, слушай, корабельщик,

Пальцы бури по волнам…

67

Можешь притворяться кроткой.

Всё ж боятся старики.

Закрывают щели, фортки,

Прячут нос в воротники.

А другая часть народа

Любит тоже тишь и гладь.

Буря, кто б тебя не продал,

Кто б желал с тобой гулять?..

Не увидят дно златое

И за новенькую медь

Солнца лени и застоя

Продадут, чтоб уцелеть.

Двое лишь дрожат любовью

И в веках летят к тебе.

Гнезда вечности борьбой вьют,

Чуют хмель любви в борьбе.

Это, в золоте купаясь,

Гордый парус над водой

И беременный, как парус,

Лоб поэта золотой.

68

Как литавры, взвейтесь, зори.

Флейты звезд засвищут пусть.

Этот млечный лепрозорий

Перевейте в ясный путь.

В райский сад царицы некой

Ада вспенивайте зыбь.

Язвы мира, солнце-лекарь,

Порошком лучей засыпь.

Я хочу, на самом деле,

Чтоб от песен всех и вся

Души млечные зардели,

Мир чтоб новый родился.

69

Песчаный лев давно привык,

Очами тын стальной не выбить.

Как нож тупой, молчит язык,

И лапы, лапы спят, как рыбы.

И, как сова, орел в углу

Сидит, и крылья, крылья дремлют.

А плен прозрачен, тянет глубь

В иную солнечную землю.

Лишь белый волк полярных снежищ

Не может волю позабыть.

Он прут грызет, до пены режет

Гортань железную судьбы…

70

Ужели нет в душонках душ,

И духа дух застеган туго?..

Не может быть, таков я уж,

Я вижу в них веселый угол.

Не паутина, не иконы

Висят в углу душонки той,

А смех безумный, беззаконный

Дрожит, как зайчик золотой.

И он не молкнет ни минутцы,

И он единственный не глуп,

Тот смех, чьи волны нежно гнутся,

Тот смех души в святом углу.

71

Под храмом банка синий склеп,

В нем гробы золотые, слитки.

Лежат с тех пор, как мир ослеп

И стал от крови злой и липкий.

Ну и желудки у планет, –

Тысячелетия не могут

Переварить навек, на нет

Молитвы золотому богу.

И было их вначале три, –

Из камня, бронзы и железа.

Упал четвертый с крыл зари,

И в жилы гор мясистых влез он.

И лег бесстыдно на поля

Нагим скуластым самородком,

С тех пор в тисках виски болят

И мечутся в пути коротком.

Но верю я в волшебный час, –

Гроба из золота растают

От наших же волшебных глаз.

Мы новых дней увидим стаю.

72

Если ты на вершине, – держись,

Не сползай ты на крыльях в угоду.

Пусть в долине трепещут за жизнь

И хорошую ценят погоду.

Ты ж ненастью бессмысленно рад,

Путешественник дивный, художник.

Пусть внизу про тебя говорят:

Посмотрите, как мал, нас ничтожней!..

В мире есть Арарат, Эверест…

Высота до бессмертия душит.

И в снега их страниц, словно крест,

Тащат тело терновые души.

Так лишь им ты кричи, чтоб дойти,

Но лишь в оба гляди: высь упруга.

Так орлы на лазурном пути

Окликают над бездной друг друга.

73

Слово было вначале,

Голос огненный был,

Землю песни качали,

Песни гнева, борьбы.

Хаос бегал от боли,

Но не падал, и вот

Копья звезд прокололи

Его синий живот.

Племена выходили,

Чуя падаль вдали.

Лили в чашечки лилий

Плоть живую земли.

И столетья кишели.

И молчала заря.

Золотые шинели

Глаз истории прял…

Густо сумерки встали,

Память прошлого чтя.

Нынче вылит из стали

Белый месяц, дитя.

Кудри тучки напялил,

Бросил ныть и говеть.

Луч стальной, не тебя ли

Ждет лягушка в траве?

Мастер пьян, безграничен

От эрекции строф.

И в сугробы страничек

Огневое перо.

Мир на слове отчалит

С маской мглы на лице.

Слово было вначале,

Слово будет в конце.

74

Листья звезд давно завяли,

Млечный путь давно прокис.

Всё нет лица, всё сеть вуали,

Всё тот же каменный эскиз.

Почтенным слоем пыли едкой

Там скука вечности легла,

И не смести ни звездной веткой,

Ни мглой закатного крыла.

Лишь запирает мастерскую,

Как рыжий сторож, новый день.

У врат ночных сильней тоскуют,

И кудри слов еще седей.

75

В осиннике смеется сирин,

В саду жар-птица, гамаюн…

Я не один в журчащем мире,

Еще люблю и, значит, юн.

Еще звезда, белком сверкая,

Гипнотизирует меня.

И песня сумерок морская

Краснеет, крыльями звеня.

И ты, безумие, зачатье

И юности и песни той,

И ты, любимая, – качайте,

Мой сон качайте золотой.

76

Еще весна не пропиталась

Горючей пылью городской.

Еще поэт свою усталость

Не простонал своей строкой.

А говорливый звонкий ветер

Уже по-новому звенит

И говорит, что есть на свете

Лазурно-золотой зенит.