Зазвездный зов - [19]

И не верят в легенду Христа…

Дай нам новое страшное имя.

Мы сегодня безумней Фомы.

В язвах звезд не перстами своими,

А сердцами копаемся мы.

Имя страшное, новое дай нам.

Это рай окрестил нас людьми…

Мы ж в аду, так плодом его тайным

В этот вечер ты нас накорми.

Голубые хрустальные зыби

Там метелицей млечной взбурли.

Ты прибоем небес своих выбей

Нам пещеры в утесах земли.

Будем голы опять, как вначале…

Но не с рая, – мы с ада начнем.

Нам культи неуклюжих скрижалей

Ад прижжет своим синим огнем…

217

Звезд сочились раны,

Зорь алела злость.

Люстрой многогранной

Сердце налилось.

Видно всё, что было,

Видно всё, что есть.

Точит о могилы

Клюв грядущий месть.

Каркнет из болотца…

Вечер задрожал…

Золотом вольется

Месяца кинжал.

218

На пытках опытов тончайших

Под сводами лабораторий

Колдунью глину искалечите,

Пока не взвесите на чашах

Песчаных туш тысячелетий,

Что бытия качает море…

В пуху пернатых зорь, в далеко,

Из черного яйца планеты,

Глядите – тело человечье…

А звездный слышите вы клекот?

То к ложу вечности раздетой

Зовет, как евнух, черный вечер…

Весна… День зайцем барабанит

На потолке и на обоях.

Вновь окисью деревьев бронза.

Цветами всех земных желаний

Налился пол земной, чтоб, воя,

Пропеллер алый синь пронзал.

219

В июле севера, где роща – занавесь,

А публика – вспотевшие колосья,

Под ливнем солнца ярого,

В пыли колес,

Над знойной почвою, где в знойных ранах весь

Разрезал дочь свою Илья из Карачарова, –

Как сеятель, вознесся

Христос.

На сером брусе с перекладиной

Он делит с Русью хлеб пахучий тела…

А там, где матушка скрывалася

Мадонной, полной молока, –

Его двойник, Изидой найденный.

И бюсты распятого Фаллоса

В морщинах зыби пожелтелой

Хранит река.

Кусочки золота, корону Африки,

Роняет ночь в пергаментную зыбь ту

С вулканов мертвых пирамид,

Когда платить за кровь приходит очередь…

И между лотосами вспыхивают шарфики

Младенцев, ждущих новой дочери

Тирана, строящего новый горб Египту…

И ночь шумит.

Рычит пустынями, сверлит голодным коршуном

Живот пылающей вселенной,

Тысячелетия беременной…

И, наливая рис,

Там на лугу, луною кошенном,

С нагими Клеопатрой и Еленой

В цилиндре Бонапарта, в коже демона,

Гуляет Озирис.

И черною коровой в лунных крапинах,

С рассветом рыжим под сосцами,

Пасется в линиях заплаканных

Изида у двенадцатых ворот…

И тайну ночь жует звездами,

Как жвачку синяя верблюдица.

И то, что было, то, что сбудется,

Векам не выдает.

220

Плясуньей-скрипкой я влеком.

То к уху плечиком приляжет,

То чайкою взлетит над пляжем,

То прямо в сердце каблучком.

А он, – то сгорбится неловко,

То гордо выпрямится вдруг.

И черным бархатом толстовка

Бушующий смиряет дух.

Как нить запрыгал дождевая

Наканифоленный смычок

И, губы лилий раскрывая,

Он с дрожью счастия течет.

И весь бледнея, как на дыбе,

И боль вытягивая в свист

И в плач – любовь тончайшей зыби,

Он сам над струнами повис.

221

Висячей башней Вавилона,

В цепях столетий ты встаешь.

На ложах страсти воспаленной

Фонтаном брызжут плоть и ложь.

На ложах царств, хмельных и гневных,

Встаешь ты башней роковой.

И дикий жрец, и царь, и евнух

В тебя вливают кубок свой.

И ты смолой кипящей полон.

И человечество, как рожь.

И Вавилонской башней пола

Ты, мира крепкий пол, встаешь.

Тебя в лазурь, в святую мякоть,

Хотел, как в самку, двинуть мир, –

И ты мечом заставил звякать,

И языками, и костьми.

И уж ничто в веках не может

Лихую силу побороть.

И мир в грядущее на ложе

Кипящая толкает плоть.

222

Скользит в ногах всё ненавистней

Пути неведомого вьюн.

В ладони листьев ветер свистнет

И крикнет мне, чтоб снова юн.

И я пойду за ним, за шалым,

За ветром беспощадным я,

Чтоб звездной радостью дышала

Душа вечерняя моя.

Ее до песни искалечит

Луны янтарной черепок.

И мир звезды, что был далече,

Мне станет ближе на часок.

И я услышу и увижу,

Что не слыхал и не видал…

И революция Парижу

Устроит ревности скандал.

223

В трепещущих звездных очах

Я сердце купал вечерами.

И день угасал, как очаг,

И золото стыло на раме.

Молчал у окна я и ждал.

Тобой я горел одиноко.

И вместе любовь и вражда

Взглянули из вспыхнувших окон.

И поездом черным толпа

По рельсам катилась панелей.

А я свое сердце купал,

И звезды о сердце звенели.

224

В студеных бешеных закатах

Я сердца челн не сберегал.

Поныне снятся плеч покатых

Все в пене кружев берега.

И вновь зовут, зовут туда же,

Где без крушения не плыть.

И сердце кровью густо мажет

Любви серебряную нить.

И я опять, как встарь, послушен

И в зыбь опасную плыву.

Но бьются звезды что-то глуше

И чаще падают в траву.

225

Звезды сердце обхохочут,

Слягу раненый в кровать.

Так борцы столетий… Все мы

И сейчас не таковы ль?

Взвейся, черный дым поэмы,

Гнись, могильников ковыль…

226

Тебе безмолвному и злому,

Огня пера чернильный дым.

Колеса растерявший омут,

Не мною первым ты любим.

Над крыльями ночей глумясь,

Дни зорь натягивали шины.

Убито водяное мясо

Зеленой бронзой тишины.

В ущельях розовых, в мозгу лишь,

Где сера, фосфор и мечты, –

Огонь водою караулишь,

Чертями слова пляшешь ты.

227

Закат, и дыханье свободней,

И вечер из синей волны

На удочке тоненькой поднял

Упругую рыбку луны.