Зазнобы августейшего маньяка - [4]

К 5 часам я походила на человека, которому подарили белого слона, и он не знает, что с ним делать. Тем не менее, я приняла великого князя, как давнего знакомого. Он подарил мне прекрасный браслет, запиравшийся на ключик, который подвесил к своим брелокам, и остался у меня обедать. После обеда он восхищал меня своим пением. У него прекрасный, очень мелодический и задушевный баритон.

Через два или три дня, проведенные таким образом, он написал мне, что пришлет за мной карету со своим карликом Капровичем в качестве провожатого. В 7 часов приехала карета; на козлах сидел гигант-кучер с бородой до пояса, а рядом с ним крошечное существо — настоящий мальчик-с-пальчик, и мы поехали в Мраморный дворец.

Николай, так великий князь велел мне звать себя, жил там вместе со своим отцом, но его квартира была особняком с отдельным ходом.

Он принял меня очень любезно, показал свои апартаменты и портрет своей возлюбленной принцессы. Маленький столик был накрыт в небольшой комнате, вроде библиотеки или курительной, стены которой были украшены оружием и персидскими коврами. На столовом белье вышиты императорские гербы; массивное, но простое серебро было украшено инициалами «Н. К.» Посуда тонкого фарфора была с двуглавыми орлами. За завтраком нам прислуживали пять лакеев, каждый в особой ливрее; но блюда не отличались вкусом.

Дворцовую кухню вообще нельзя похвалить; хотя повара французы, но влияния страны, должно быть, вредно отзывается на их искусстве.

Зато вина превосходны. Здесь я в первый раз в жизни попробовала венгерского, после которого не могла подняться со стула, что очень забавляла великого князя.

Затем он показывал мне свои альбомы, картины, среди которых были картины Греза — «Проклятие» и «Раскаяние», турецкую баню, рассказал мне множество своих семейных анекдотов и долго трогательно говорил о своей возлюбленной принцессе, так что я чуть не расплакалась вместе с ним, и пообещал, как только поправится (ему тогда нездоровилось), свезти меня в Павловск, куда мне, однако, не хотелось ехать из боязни встретиться с жившей там его матерью. Мы провели прекрасный вечер, правда, несколько смущаемый опасением внезапного появления отца великого князя, но запрещенный плод всегда вкуснее.

На этот раз опасность миновала; но дня через два наш tete-a-tete[2] был смущен известием: великий князь-отец идет!

Куда деваться? В комнате была прекрасная кровать в средневековом стиле, я впопыхах бросилась в нее, задернула занавесы и притаилась, уткнув лицо в подушку. К несчастью, великий князь заинтересовался этой недавно купленной кроватью и приподнял занавески, чтобы взглянуть.

— Это что за женщина? — спросил он.

— Она пришла ко мне с подпиской по благотворительному делу, — отвечал сын, — и спряталась, испугавшись вашего прихода.

— А хорошенькая она?

— Нет, и старая, и некрасивая.

— Ну, так не стоит, значит, и смотреть, — и он ушел, но тотчас же вернулся со словами: — а мне кажется, что это американка; она, кажется, прехорошенькая; дай ка я взгляну на нее.

— Нет, нет, папаша, она вся дрожит от страха и не покажется вам.

Наконец, он ушел, а мы вскоре поскакали на тройках в Павловск. Было холодно, как в Лапландии. Вдали, в морозной мгле, кое, где мерцали огоньки, но вскоре и они исчезли, и мы погрузились в какой-то мрачный, безмолвный снежный океан.

Мои спутники, Николай и его провожатый, вскоре задремали и перестали отвечать на мои вопросы, и я принялась фантазировать, воображая, что лошади закусили удила и несут нас неведомо куда, что за нами несется стая волков, и Николай раздумывает, кого им бросить на съедение, меня или спутника Евгения…

Вдруг блеснул огонь, и показались большие ворота.

Я увидела военный караул, отдающий честь, и услышала звон колокола. Мы в Павловске; я вышла в обширную, хорошо освященную и жарко натопленную залу.

Чувство восторженного счастья, охватившее меня в эту минуту, навсегда запечатлелось в моей душе и привязало меня особою любовью к Павловскому дворцу.

Великолепная зала была украшена превосходными картинами. Портреты Екатерины II и Павла I работы Лампи, Петра Великого — Натье и других выдающихся мастеров. Мебель, бронза были в стиле Людовика XVI с примесью стиля Империи, нарушавшей несколько общую гармонию. Разнообразные предметы искусства, золоченые диваны, большой стол из красного порфира, десятка два стенных часов различных эпох, одновременный бой которых производил странную музыку, все это было старательно собранно сюда в течение нескольких поколений, и я впоследствии сердилась, как на профанацию, когда великому князю приходило в голову что-нибудь изменить в этой зале.

Николай ненадолго отлучился для свидания с своей матерью[3], а потом мы принялись за ужин. На этот раз дворцовая кухня была безукоризненна, а наш аппетит отличной приправой. Мы весело болтали, пили, он пел разные романсы и был в превосходном настроении. Он любил, после меня, больше всего на свете Павловский дворец.

На другой день, после утренней прогулке в санях, для которой с помощью башлыка и охотничьей куртки я была переодета мальчиком, великий князь осторожно, чтобы не увидела мать, познакомил меня с дворцом. Тут я увидела спальню Павла I с потайной лестницей за кроватью. Он постоянно боялся убийц и всюду устраивал себе от них лазейки. Будучи наследником величайшей в мире империи, он был гораздо беднее, чем думают.