Зажмурься покрепче - [39]

Гурни вышел из машины и застыл на месте, пораженный витавшим в воздухе запахом. Не успел он его узнать, как из задней части главного дома вышел человек с пилой для обрезки веток. Это был Скотт Эштон, одетый в дорогую одежду для загородного отдыха: брюки из донегальского твида и сшитая на заказ рубашка из фланели. Он не проявил ни радушия, ни недовольства при виде Гурни.

— Вы вовремя, — произнес он ровным, довольно безличным голосом.

— Спасибо, что согласились встретиться, доктор Эштон.

— Хотите зайти внутрь? — спросил Эштон, и это был именно вопрос, а не приглашение.

— Я бы предпочел сперва осмотреть территорию, где находится домик садовника, если не возражаете. Также меня интересуют патио и столик, за которым вы сидели, когда пуля разбила чашку.

Эштон жестом предложил Гурни следовать за собой. Они прошли по тропинке под увитым плющом навесом, соединявшим гараж и подъезд к нему с главным газоном. По этой тропинке гости проходили на свадебный прием. Гурни испытал одновременно чувство узнавания и растерянность: павильон, домик, задний фасад главного здания, мощеное патио, клумбы, деревья — все было, как на записи, но казалось опустошенным из-за смены сезона, безлюдности и тишины. Экзотический запах, который чувствовался у входа во владения, здесь был сильнее. Гурни спросил, чем пахнет. Эштон махнул рукой в сторону клумб вдоль патио:

— Ромашка, ветреница, мальвы, бергамот и пижма с самшитом. Насыщенность тех или иных запахов зависит от направления ветра.

— У вас, должно быть, новый садовник?

Лицо Эштона помрачнело.

— Вы спрашиваете, нанял ли я человека на место Флореса?

— Насколько я понял, он вел хозяйство почти целиком.

— Я так и не нашел ему замены.

Эштон опустил взгляд на пилу, которую держал в руке, и невыразительно улыбнулся.

— Приходится вести хозяйство самому, — он повернулся к патио и добавил: — Вон столик, который вы хотели осмотреть.

Он проводил Гурни к проходу в невысокой каменной стене, за которой у заднего входа в дом стоял кованый столик с парой сочетающихся по стилю стульев.

— Желаете присесть? — и снова это было вопросом, а не приглашением.

Гурни сел на стул, с которого были лучше видны места, запомнившиеся ему по записи. В дальней части патио что-то шевельнулось. Там оказался старик в коричневом кардигане и с палкой в руках. Он сидел на низенькой скамейке, прислонившись к нагретой солнцем стене дома, и слегка покачивал палкой, словно метрономом. У него были редеющие седые волосы, желтоватая кожа и растерянный взгляд.

— Это мой отец, — сказал Эштон, усаживаясь напротив Гурни.

— Приехал вас навестить?

Подумав, Эштон кивнул:

— Да. Навестить.

Гурни вопросительно посмотрел на него.

— Последние два года он живет в частном санатории. У него деменция и афазия.

— То есть он не разговаривает?

— Уже почти год.

— И вы его привезли к себе, потому что соскучились?

Эштон чуть сощурился, словно собирался сообщить Гурни, что это его не касается. Но затем лицо его смягчилось.

— После смерти Джиллиан здесь стало… одиноко, — произнес он и замолчал, словно обескураженный весомостью последнего слова. — Спустя пару недель после ее гибели я решил на время перевезти сюда отца. Думал, что если мне будет о ком заботиться… — он снова замолчал.

— Как же вы справляетесь? Я так понимаю, что вы каждый день ездите в школу.

— Я беру его с собой. Он не требует специального ухода. Физически он полноценен: спокойно ходит по лестницам, нормально ест, способен соблюдать гигиену. Только не может говорить и не понимает, где находится. Сейчас, например, он считает, что мы в квартире на Парк-Авеню, где мы жили, когда я был маленьким.

— Приятный район, — отозвался Гурни, оглядываясь на старика.

— В меру приятный, да. Отец был в свое время финансовым гением. Хобарт Эштон. Был вхож в высшее общество, где почему-то у всех мужчин имена, как у школьников.

Ирония прозвучала плоско, но Гурни вежливо улыбнулся.

Эштон кашлянул и сказал:

— Вы ведь не про отца хотели поговорить? У меня мало времени. Чем могу помочь?

Гурни положил обе руки на стол.

— Вы сидели вот на этом месте? В день, когда кто-то стрелял?

— Да.

— И после того случая вам не беспокойно здесь находиться?

— Мне от многих вещей в этой жизни беспокойно.

— По вам не скажешь.

Последовала долгая пауза, которую Гурни нарушил первым.

— Как вы думаете, снайпер попал именно туда, куда целился?

— Да.

— А почему вы уверены, что он не промахнулся, желая попасть в вас?

— Вы смотрели «Список Шиндлера»? Там есть сцена, где Шиндлер пытается договориться с комендантом лагеря о спасении евреев, которых тот обычно расстреливал даже за мелкие проступки. Шиндлер его убедил не убивать их, сказав, что, имея как право, так и возможность отобрать у них жизнь, но выбрав помилование, он вкусит истинную власть.

— Думаете, Флорес именно это пытался до вас донести? Что у него есть власть в любой момент разнести вас в клочья, как ту чашку?

— Это логичное предположение.

— При условии, что стрелял действительно Флорес.

Эштон удивленно посмотрел на Гурни.

— Вы подозреваете кого-то еще?

— Вы сказали следователю, что у Уитроу Перри есть ружье того же калибра, что и пуля, осколки которой нашли на вашем патио.