Зазеркалье Петербурга - [23]
У него жила ворона… Ворона свободно расхаживала по комнате, поэтому весь пол был застелен газетами, и все равно загажен. В этом ощущался дух свободы»[66].
К родственникам в соседнюю дверь Бродский при этом не заходил. «Он всегда такой», – обижались его дяди и тети.
Огромный дом Лобанова-Ростовского был «муравейником» не только в советское время. Яхтсмен, коллекционер и муж богатейшей наследницы Клеопатры (в девичестве – Безбородко), 30-летний князь Александр Лобанов-Ростовский поручил Монферрану (в это же время начавшему строить напротив Исаакиевский собор) постройку доходного дома, в котором сам жить не собирался. Помещения сдавались под магазины, квартиры, ателье, но девять лет эксплуатации принесли только долги, и вскоре после сильнейшего наводнения 1824 года, затопившего нижний этаж, князь продал дом государству под Военное ведомство.
Катастрофическое наводнение пережидал в «доме со львами» и герой Пушкина в поэме «Медный всадник»:
Мраморные львы работы итальянца Трискорни, скопировавшего их с античных флорентийских статуй, за два века пропустили в парадные двери тысячи людей. Предпринимателей и светских дам 1820-х годов и военных чиновников 1830–1910-х, после революции их сменили дети. Школа работала здесь до 1960-х годов, в том числе и в блокаду, так как была одной из немногих, имевших бомбоубежище. В блокадный сентябрь 1941-го в 1-й класс пришла сюда и 7-летняя Алиса Фрейндлих. Львы, когда-то спасавшие пушкинского героя от наводнения, теперь оберегали от войны детей, вместо уроков целыми днями говоривших с учительницей только о хлебе.
Мраморные львы работы итальянца Трискорни
Параллельно со школой в огромном здании хватило места и десяткам коммуналок, большинство из которых расселили в конце 1960-х, предоставив жильцам квартиры в новых «хрущевках» в Купчине. Семья Михаила Кельмовича и их соседи переехали из коммунального муравейника в спальный, а большую часть дома занял Проектный институт. В 2010-х годах здание отреставрировали, и повидавшие столь разные эпохи львы теперь охраняют вход в пятизвездочный отель.
Архитекторы-строители Санкт-Петербурга… СПб., 1996.
Булах А.Г., Абакумова Н.Б. Каменное убранство центра Ленинграда. Л… 1987.
Данилов Н.А. Исторический очерк деятельности Канцелярии Военного министерства и Военного совета. СПб., 1907.
История строительства. Дом со львами // http://www. lionpalace.ru.
Кельмович М. Иосиф Бродский и его семья. М., 2015.
Кравчук З. Блокадница // Российская газета. 2004. 24 янв.
Памятники архитектуры Ленинграда. Л., 1975.
Путеводитель по Ленинграду. Л., 1929.
Пушкин А.С. Медный всадник. Л., 1978. (Литературные памятники).
Доходный дом Егорова
(1885 г., архитектор П.Ю. Сюзор, ул. Восстания, 35)
«Он встретил нас в передней и странно отрекомендовался мне: „Я – отец вашего мужа“. Что надо было сказать мне и сделать – я не знала и, кажется, просто подала ему руку…
Мы пошли в столовую пить чай. Столовая довольно темная, длинный стол. Тогда в семье жили два брата: Сергей, оставленный при Медицинской Академии, бактериолог, и Николай – чиновник особых поручений…
О чем мы тогда говорили – совершенно не помню. Я, должно быть, молчала, только во все глаза глядела на этих новых „родственников“, которых таковыми не признавала, как и они, видимо, меня. Затем мы уехали. Д.С. прощался с „папашей“ традиционно – поцелуем (едва-едва) в щеку: „Adieu, папочка“»[68]
Именно в этот дом для знакомства с родителями 24-летний поэт Дмитрий Мережковский привел свою 19-летнюю жену Зинаиду Гиппиус, только вчера приехавшую в Петербург.
Улица Восстания, 35
Огромную квартиру на последнем этаже семья Мережковских занимала последние восемь лет, с выхода отца семейства, работавшего столоначальником при Александре II, в отставку в чине тайного советника. С родителями в разное время здесь жили и девять их детей.
Отец, 66-летний Сергей Иванович, «был тогда маленький, сухенький старичок, с седой бородкой. Он был очень прям и что-то было в нем такое… ощущенье – не подходи близко».
Мать же, Варвара Васильевна, – полная его противоположность – всячески помогала молодоженам еще до знакомства с невесткой. У парадного входа этого дома несколько месяцев назад Дмитрий поджидал мать для серьезного разговора о своей будущей самостоятельной жизни.
«Он вернулся туда раньше возвращенья отца и матери из Vichy… Пока она, больная, взбиралась на пятый этаж (они жили на Знаменской, 35, отец почему-то всегда предпочитал пятые этажи), – он уже на лестнице рассказал ей все. И она, конечно, уж знала, какое тяжкое дело ей предстоит с отцом. Нужно было уговорить его дать несколько тысяч на обзаведение и назначить ежемесячно сумму на прожиток. Не знаю, сколько времени длились переговоры, представляю себе, как они были тяжелы ей, совершенно в Vichy не поправившейся, но своего любимца Митю она все время утешала, что дело выйдет. Утром, как всегда, приходя к нему поздороваться, когда он лежал еще в постели, шутила с ним, как с ребенком (не был ли он для нее ребенком). „Будет тебе, будет твоя цаца!“ …Он не сомневался, что мать все устроит»
