Зазеркалье Петербурга - [21]
Жизнь Тэффи была окутана мифами, которые она сама активно создавала. На самые простые вопросы, вроде ее возраста, внешности или количества детей (и даже сестер), тысячи поклонников писательницы ответили бы десятками версий. Во время стрельбы в этом доме Тэффи было 42 года, но считалось, что ей около 30 (позже она даже справит себе паспорт с уменьшенным на 13 лет годом рождения). Неясно было, замужем ли она и какую ее фамилию считать верной (после несчастливого брака с польским аристократом Бучинским Надежда Лохвицкая-Бучинская вынуждена была оставить ему троих детей, чтобы уехать в Петербург и начать жизнь с чистого листа). О разбитых сердцах бесчисленных ухажеров таинственной писательницы (среди них значился даже Григорий Распутин) ходили легенды, но кто же эти двое мужчин, чья ссора из-за Тэффи в этом доме на 2-й линии чуть не закончилась тройным убийством?
37-летний Аарон Давидович Нюренберг – доктор медицины, вхож в литературные круги. Писатель Ремизов даже использовал его образ в одной из повестей: «и красив, и ловок, да и брови без перерыва, словно углем намазаны… лечит по косметической части, сбавляет вес и выводит усики, приемная ломится от дам, но жениться, как кажется, не собирается…»[63]. Тэффи посвятила доктору один из рассказов, впрочем, больше про их отношения ничего неизвестно.
35-летний Леонид Габрилович, ворвавшийся в этот дом с пистолетом, – физик, работавший в Петербургском университете приват-доцентом (внештатным преподавателем), также был не чужд литературе – писал стихи под псевдонимом Галич и уже лет 10 ухаживал за Тэффи (он был ее спутником на вечерах еще в 1906 г.). На допросе Габрилович представил револьвер, из которого, оказалось, выпустили шесть, а не пять пуль – шестую он будто бы направил в себя, но промахнулся.
История происшествия в квартире № 3 этого дома так и осталась еще одной тайной жизни Тэффи. Доктор, раненный в шею, предплечье и руку, выжил (он умрет через 3 года от других причин); Габрилович был освобожден, возглавил радиотелеграфную компанию, стал масоном, женился. А о том, кто в этой истории «г-жа N.», большинство так и не догадались. В своей автобиографии Тэффи, конечно же, не упомянула злополучный дом на 2-й линии, где она прожила два года.
Азадовский К. Серебряный век: Имена и события. СПб.: Нестор-История, ЛитСовет, Dialar Navigator B.V., 2017.
Блок А.А. Записные книжки. 1901–1920. М., 1965.
Кровавая драма // Газета-копейка. 1914. 20 нояб. (3 дек.).
Нюренберг, Аарон Давидович // ББЭ. 2009.
Одоевцева И. На берегах Невы. На берегах Сены. СПб.: Лениздат, 2016.
Ремизов А.М. Собр. соч.: в 10 т. Т. 3: Оказион. М.: Русская книга, 2000.
Сетевой биографический словарь профессоров и преподавателей Санкт-Петербургского университета (1819–1917). СПб., 2012 // https://bioslovhist.spbu.ru.
ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 1. Д. 10272 (Габрилович Л.Е. О допущении его к чтению лекций в звании приват-доцента).
Шумихин С.В. Из комментария к «Записным книжкам» А.А. Блока // Новое литературное обозрение. 1993. № 2.
Доходный дом купца Вульфсона
(1892 г., архитектор С.А. Баранкеев; В.О., 9-я Линия, 20)
«Никогда не забуду того чувства, с которым я шла по Невскому, затем через Николаевский мост на Васильевский остров. По Неве плыли льдины, был апрель месяц, дул свежий морской ветер, во мне все ликовало… Шла я пешком, трамваи ходили, все обвешанные гирляндами людей, кто-то из моих спутников нес мой чемодан… Вот и 9-я линия, вход во двор и на четвертый этаж, звоню – открывает тетя! За ней бабушка…
Шла осень, наступала зима, а родители все не ехали, но прислали Таню, которая… поступила в Университет на филологический факультет и в Институт истории искусств.
Чтобы поторопить родителей, мы с тетей сняли две хорошие комнаты на 8-й линии, купили дрова, деревянную кровать, ночной столик и мешок картошки. По уговору с хозяевами я должна была через день ходить топить печку, грелась, сидя на полу, стула не было, пекла картошку и готовилась к экзаменам.
Наконец перед Рождеством приехали папа и мама… Понемногу мы стали обзаводиться собственными вещами… Папа больше увлекался предметами убранства, купил старинные часы с курантами, бронзовую статуэтку пажа, старинную английскую раскрашенную гравюру, изображавшую постоялый двор и отъезд дилижанса, мотив его любимого Диккенса. У нас стало уютно, и мы не жалели о квартире на Ямской, да и Васильевский остров, который мы раньше почти не знали, очень нам понравился»[64].
В.О., 9-я линия, 20
Сюда, в квартиру на последнем этаже, с надеждой и трепетом поднималась 24-летняя Лидия Розинг (в замужестве Твелькмейер), дочь знаменитого физика и изобретателя русского телевидения, которую родители, за неимением средств на переезд всей семьей, отправили из Краснодара в Петроград в одиночку, «на разведку», намереваясь присоединиться позже.
Розинги не были в родном городе целых пять лет. Февральская революция 1917 года вместе с предвкушением позитивных перемен, которых наряду с большим пластом интеллигенции ожидал и надевший красный бант ученый Борис Розинг, принесла массу разочарований. К дефициту продовольствия, отсутствию дров для отопления промерзшей квартиры и уличным перестрелкам добавились и профессиональные трудности; 48-летний Розинг, к этому времени магистр наук, давно ставший знаменитостью в ученых кругах не только российского, но и международного масштаба, как человек, запустивший первый телесеанс и получивший премию Сименса за успехи в электротехнике, вынужден был покинуть собственную лабораторию в расформированном новой властью училище и оставить преподавание в лишенных финансирования и административной поддержки учебных заведениях.
