Завтра вновь и вновь - [79]

Я выключаю фары, и мы оглядываем дом – алюминиевый сайдинг, погибшая яблоня в палисаднике, неухоженные кусты у крыльца. В доме нет ни электричества, ни отопления, мы включаем фонарики и разбиваем лагерь в гостиной. Альбион расхаживает по коридорам. Я слышу ее шаги по деревянному полу, скрип половиц наверху, слышу, как она возвращается по шаткой лестнице. Она вдруг вскрикивает, но когда я подбегаю, уже смеется – Альбион высветила фонариком кухонную стену над электрической плитой, и там оказалась улыбающаяся свиная голова, давным-давно здесь нарисованная, с глазами навыкате и приоткрытым ртом, а в облачке над ним написано: «Добро пожаловать домой!»

Часть 3. Запад Пенсильвании

18 августа

Нью-Касл находится в часе, может, в полутора часах езды от питтсбургской зоны отчуждения. ПЗО, так ее называют. Прежде Нью-Касл был городом сталеваров, по берегу Шенанго тянулись промышленные здания и склады, но после Питтсбурга они пришли в запустение. Дома покосились и истрепались, как размокшие под дождем картонные коробки. Когда-то в центре было оживленно, а теперь самое новое здание – это магазин электроники «Спринт», а помимо него остался только один супермаркет и пара закусочных.

На шоссе 65, чуть ближе к Питтсбургу, есть лагерь ПЗО «Цеолит», но деньги от государственных контрактов по расчистке текут мимо Нью-Касла, в основном в Янгстаун, он находится достаточно далеко от зоны отчуждения, чтобы инженеры и рабочие могли привезти семьи. Поблизости, уже в Огайо, есть «Уолмарт», а по выходным на школьной парковке устраивают фермерский и блошиный рынок. Дом Альбион стоит на отшибе. Она купила его за наличные, по ее словам, обошелся он как арендная плата за лофт в Сан-Франциско всего за несколько месяцев.

Двухэтажный дом в викторианском стиле с вызывающими клаустрофобию крохотными комнатками и покоробленными деревянными полами. Я купил для Альбион книжный шкаф, но пришлось подпирать его свернутой бумагой, потому что гостиная слишком сильно осела. На кухне нужно отодрать заплесневелые обои, шкафчики нуждаются в починке, а на полу не хватает нескольких плиток линолеума, а может, стоит просто снять его весь до деревянной основы. Я пытался закрасить граффити Болвана несколькими слоями краски, но проклятая свиная голова все равно слегка просвечивает. До соседского забора – примерно акр земли. Во дворе стоит гараж из шлакоблоков и растут несколько сосен.

Пока я гонялся за Альбион в Архиве, у меня сложилось о ней превратное представление. Теперь я понимаю, что ее интерес к моде и дизайну, который я принимал за тягу к творчеству, на самом деле – стремление упорядочить свою жизнь и сделать ее более надежной. Она сама шьет себе одежду, сама готовит – я уже несколько недель не питаюсь фастфудом, правда, Альбион покупает для меня мороженое в закусочной «Королева-молочница». Еще до рассвета Альбион пробегает несколько миль, и когда я только встаю и наливаю первую чашку кофе, уже ухаживает за огородом – грядками с овощами, которые использует в готовке.

Иногда я выхожу на крыльцо с чашкой кофе, сажусь на складной стул и наблюдаю за ней или помогаю, когда ей требуется помощь. Несколько месяцев назад она избавилась от черного цвета волос, ее натуральный цвет не такой вызывающе алый, как в Архиве, а каштановый с рыжиной, в тени темный, на солнце – цвета осенних листьев.

Каждое воскресное утро мы едем на юг, на природу, и несколько часов бродим по глинистым тропам вдоль прорезающих подлесок ручьев, по уродливым бурым рощицам, где металлические таблички предостерегают не пить воду из-за возможной радиации или заражения от животных, вдоль усыпанных мусором озер с раскисшими берегами. Многие мили по знакомым с детства лесам – никакого особого великолепия, просто смешанный лес Огайо и Пенсильвании, но Альбион находит в нем очарование.

Она узнает птиц по пению и замечает, как они порхают в тени, а я никогда не успеваю. Она заправский походник и задает темп, я часто отстаю, потея и пытаясь отдышаться, а когда мы карабкаемся вверх по склону, колени у меня хрустят, будто отсыревшие ветки, наверное, мне стоит сбросить вес, иначе когда-нибудь суставы не выдержат, но я рад с ней гулять.

Порой я теряю терпение от тревоги и начинаю задавать ей вопросы о прошлом.

– Ты как-то упомянула, что вас с Пейтон иногда посылали вербовать других девушек, – говорю я во время очередного похода, тяжело дыша и еле поспевая за ней.

Никогда не поймешь, как она отреагирует на подобные вопросы. Однажды она промолчала целый день, когда я переступил черту, но за несколько месяцев я пришел к выводу, что Альбион хочет поговорить о своих ранах, хотя для нее это и тяжело. Она оберегает себя, расставив границы, и, похоже, взвешивает, насколько ее заденет каждое слово. Я понял, что в доме нельзя говорить ни о чем помимо нашей совместной жизни, но в лесу она больше склонна к откровенности. Не знаю почему, может, здесь она чувствует себя защищенной или вдали от всего, или просто на нее благодатно действует природа, вызывая желание исповедаться.

– Мы некоторым образом были связаны с ближайшей церковью, но ее прихожанам объясняли, что мы живем в приюте, – говорит она. – Несколько девушек пришли к нам через ту церковь, но Китти была очень разборчива, принимая постояльцев. Хотя ты прав, имела место и вербовка, главным образом в университетском городке. Кому-нибудь из нас велели подружиться с определенной девушкой и пригласить ее на проповедь. Мы старались общаться с ней каждый день, и не один раз в день, обычно пытались отдалить ее от остальных друзей. Иногда кто-то из нас вел себя слишком агрессивно, и мы ее теряли, но обычно девушки приходили добровольно. Мы выбирали иностранцев по обмену или девушек, которые уже ищут товарищей по вере. Приходили на религиозные собрания в университетском городке и отмечали одиноких девушек.