Завтра вновь и вновь - [78]

– Давай, приступай. Читай, пока я веду ма-шину.

Я начинаю с самого начала: «Ее тело лежит в речушке Девять Миль, наполовину зарытое в ил», но Альбион останавливает меня после нескольких страниц, как только я дохожу до сеанса с Симкой и называю ему имя убитой девушки.

– Я ее знала, – говорит Альбион. – Я помню Ханну.

До сих пор мне не приходило в голову, что Альбион связана с Ханной чем-то, кроме их отношений с Тимоти или Уэйверли. Альбион всегда ускользала от меня, а Ханна Масси всегда возникала, я ее нашел. Я не могу связать их вместе.

– Ты хорошо ее знала?

– Не очень хорошо, – произносит она, разговаривая с шоссе перед нами, а не со мной. – Ею заинтересовался Уэйверли. Время от времени он читал лекции, говорил, что когда вокруг столько умной молодежи, это держит мозг в тонусе, помогает работе в «Фокал нетворкс». Помню, как он рассказал нам о Ханне – тем вечером мы ужинали вместе, там было восемь человек. Мы помолились, и Уэйверли сказал что-то насчет цветка на бесплодном поле. В общем, он восторгался студенткой со своего курса и попросил меня и Пейтон с ней познакомиться.

– Вот так все и происходило? Ты вербовала девушек, которые потом переселялись в тот дом?

– «Вербовала» – не совсем верное слово, и Ханна никогда не жила с нами. Мы познакомились и проводили вместе время. Она была актрисой и интересовалась модельным бизнесом, что естественным образом связывало ее со мной и Пейтон. Уэйверли произвел на нее впечатление, и мы тоже. Она приходила в тот дом на молитвенные собрания, но никогда там не жила.

– Ты знаешь, как она умерла? – спрашиваю я, но она тут же умолкает. Я все испортил, хотя толком не понимаю почему – может, излишней прямотой вопроса или разбередил рану, которую Альбион считала давно затянувшейся. – Прости, Альбион, – говорю я через пару минут. – Прости. Мне не стоило выспрашивать. Я не хотел быть таким черствым к человеку, которого ты знала. Я не хотел проявить к ней неуважение.

– Ничего страшного, – отзывается она, но включает радио, и нас успокаивают звуки старых мелодий.

* * *

В Элко мы прибываем уже поздно вечером и останавливаемся в мотеле «Шайло» – веренице белых домиков, напоминающих пустой бассейн. Как только мы бросаем вещи, Альбион утаскивает меня в спортбар «Мэттис» и велит прихватить с собой дневник. Уже за полночь, мы сидим за столом в углу, подальше от окон, и посматриваем на дверь, стоит кому-нибудь войти, с ужасом ожидая увидеть знакомое лицо. Альбион просит снова почитать дневник с самого начала. Она внимательно слушает, время от времени прерывая меня просьбой что-то уточнить или дополнить подробностями моей жизни. Я читаю до двух ночи, когда «Мэттис» закрывается, и мы удаляемся обратно в «Шайло».

В Элко мы проводим несколько дней. В основном торчим в «Шайло» или бродим кругами по торговому центру на перекрестке, болтаем или сидим в кафе, где я читаю свой дневник, а когда все закрывается и уличные фонари моргают желтым светом, уходим обратно в мотель. Я читаю о Терезе, и Альбион предполагает, что была с ней знакома – однажды она посещала занятия по контейнерному огородничеству в ботсаду.

– Преподавательница была очень необычная, – говорит она. – Блондинка с длинными волосами. Мне она нравилась. Помню, она любила шутить.

В «Мэттис» нам позволяют сидеть часами. Мы берем шоколадный торт и кофейник с кофе, а я читаю, как познакомился с Терезой – впервые я увидел ее в галерее, в длинном белом платье с полными карманами цветов. Я закрываю дневник, откладываю его в сторону и доедаю торт.

– У меня есть дом в Нью-Касле, – говорит она.

– В Нью-Касле, в Пенсильвании? Ты туда направляешься? Это недалеко от Питтсбурга?

– Там мы будем в безопасности. Несколько лет назад Шеррод помог мне анонимно его купить. Специально, чтобы было где спрятаться.

– Когда его убили, то забрали его Начинку, – напоминаю я. – Они знают все, что знал он.

– Шеррод был осторожен, – уверяет она, и мне хочется сказать: «Недостаточно осторожен», но я не произношу очевидного.

На следующее утро мы покидаем Элко, сменяя друг друга за рулем по пути в Нью-Касл. Завтракаем в придорожных забегаловках, весь день едем и останавливаемся в первом попавшемся мотеле, когда покидают силы. Альбион загрузила в стереосистемы аудиокниги из своей Начинки, она предпочитает древние книги – Лонгфелло, Теннисона и Шекспира. Мы дважды прослушали «Джейн Эйр». По вечерам мы слушаем старую французскую музыку – акустический джаз и фолк, Карлу Бруни и Бориса Виана. Когда она спит, я отключаю Начинку и просто слушаю радио – в основном вещают радиостанции евангелистов или передают музыку кантри, но я слушаю признания в любви к Богу, потому что это лучше тишины, когда все мертвецы, которых я когда-либо искал, сливаются воедино и висят в голове, словно туши в лавке мясника.

Ночью, когда мы едем по Огайо, пейзаж меняется на что-то забытое, но родное, как материнский голос, плоские равнины уступают место холмистым полям, переходящим в горы в том месте, где когда-то был Питтсбург. Мы въезжаем в Пенсильванию. До Нью-Касла мы добираемся к ночи. Я глушу двигатель, и внезапные тишина и покой пробуждают Альбион от дремы.