Завоевательница - [41]

Она смахнула муку со щеки хозяйки и поправила выбившиеся пряди. Затем расправила юбку Аны и стряхнула с нее пыль.

Во дворе появился Рамон в сопровождении мужчины и женщины. Оба были на голову выше его и по меньшей мере в два раза толще. Мужчина напоминал яйцо на ходулях. Крошечная головка венчала овальное тело, из которого торчали короткие толстенькие ручки и несоразмерно длинные тонкие ноги. Словно чтобы помочь сохранять равновесие, природа наградила его огромными ступнями. Мужчина не шел, а ковылял, выворачивая ступни и догоняя гигантский живот, уносивший его вперед. Женщина была такой же круглой и неуклюжей и катилась к дому, подметая землю широченными юбками.

Рамон представил их как ближайших соседей, супругов Луиса Мануэля Моралеса и Фаустину Моро де Моралес. Они владели фермой Сан-Бернабе, где выращивали овощи и фрукты для продажи на городских рынках и снабжения соседних плантаций основными продуктами невольнического рациона: маниоком, плодами хлебного дерева, овощными бананами, бататом и кукурузой.

— Какое удовольствие познакомиться с вами! — сказала Фаустина своим булькающим голосом, словно с трудом сдерживая смех. — Извините, что не приехали раньше, но мы знали, как много дел во время сафры…

— Спасибо. Это было так деликатно с вашей стороны — подождать, пока все более-менее не успокоится.

Ана проводила гостей в гостиную. Ее оскорбили их откровенные оценочные взгляды. Ана словно заново увидела каждый предмет своей скудной меблировки: убогие скамьи и единственный стол. Фаустина заметила грубые стены и полы, бледно-зеленую краску и неприкрашенный интерьер.

— Как видите, — произнесла Ана, — живем мы скромно. — Собственные извинения раздосадовали ее.

— Не беспокойтесь, пожалуйста, — сказала Фаустина. — Мы все пионеры в здешних диких краях и вынуждены приспосабливаться к обстоятельствам.

— Когда мы только приехали, — добавил Луис, — то жили в крытой пальмовыми листьями хижине с земляным полом, похожей на лачуги хибарос.

— Вы здесь уже около десяти лет, верно? — спросил Рамон.

— Больше, — ответила Фаустина, — почти тринадцать.

— Вы добились многого за это время. — Рамон повернулся к Ане. — Их ферма — образец изящества и продуктивности.

— Вы слишком добры, — поблагодарил Луис. — Но на это ушли годы.

— Дон Луис был знаком с моим дядей, — сказал Рамон, — и рассказал ему об этой земле…

— Я бы сам ее купил, — прервал Луис, — но мы не могли себе этого позволить…

Фаустина откашлялась. Как раз в этот момент вошла Флора с лимонадом, и следом Марта внесла поднос с крекерами, сыром и ломтями папайи. Обе женщины успели расправить передники и заправить блузы в юбки. Флора соорудила на голове новый, желтый тюрбан, завязав его нарядным бантом. Ана испытывала признательность к служанке за то, что та частенько угадывала ее желания, ей не требовалось такого количества указаний, как другим. Флора даже разместила в центре подноса веселый букетик из цветков гибискуса.

Фаустина бросила неодобрительный взгляд на чашки из полированных кокосовых скорлупок, поднос из бамбука и пальмовых листьев, тяжелый глиняный кувшин. В отместку Ана обращалась с грубой посудой с такой грацией и деликатностью, словно брала в руки тонкий фарфор и хрусталь.

Потягивая напитки, они вели светскую беседу, хотя голова Аны была забита хозяйственными заботами. Заперла ли она кладовку и шкаф со спиртным, перед тем как выйти на улицу? Была середина утра, а это означало, что гости останутся на обед и короткую сиесту. Им придется отдыхать в гамаках в комнате Иносенте. Потом, перед их отъездом, надо будет подать закуску. На гостей придется потратить весь день.

— Дамы, мы покинем вас, чтобы вы могли познакомиться поближе, — прервал Рамон ее размышления. — Я хочу показать дону Луису завод. Мы вернемся к обеду.

Мужчины ушли, и Фаустина, кажется, обрадовалась, что они остались наедине.

— Здесь в округе есть интересные семьи, — сказала она, — но с ними тяжело поддерживать отношения. Расстояния вроде бы небольшие, но дороги, как вы, несомненно, заметили, ужасные, или их вообще нет.

— Нет, не заметила. Я ни разу не выезжала с гасиенды.

— Да, сафра отнимает у плантаторов все силы. Мы, фермеры, не так загружены. Вы не возражаете, дорогая, если я буду работать во время разговора?

Фаустина вытащила из кармана мешочек и принялась вывязывать крючком тончайший узор.

Ана придвинула поближе корзину с бельем, требующим починки.

— Вы знали дона Родриго?

— Прекрасный человек. Мы всегда будем благодарны дону Родриго, мир праху его, и всегда готовы оказать дружескую поддержку членам его семьи.

— Благодарю вас.

— Наши родители бежали на Пуэрто-Рико из Санто-Доминго почти без средств, после того как в страну вторглись гаитяне в тысяча восемьсот двадцать втором году. — Фаустина подняла глаза от работы, чтобы убедиться, что Ана понимает, о чем идет речь.

Та кивнула, однако гостья продолжила рассказ, не интересуясь, знакома ли собеседница с подробностями или нет:

— Гаитянское оккупационное правительство освободило наших рабов, а затем последовала конфискация и национализация ферм и плантаций. Родителям повезло: им удалось бежать, сохранив часть средств, которые позволили начать все заново. Мы с Луисом встретились в Маягуэсе, там сейчас живут почти все наши родственники. — Фаустина отложила вязанье и подняла глаза на холмы к северу от Лос-Хемелоса. — Как и вы, — продолжила она, — мы приехали сюда с небольшими деньгами и огромным запасом энергии. Конечно, поначалу всего не хватает. — Она умолкла, ожидая реакции Аны, но та была занята починкой белья. — Дон Родриго предоставил нам кредит на постройку Сан-Бернабе и с пониманием отнесся к тому, что мы задержали выплату. Он просил Луиса присматривать за этой землей. — Фаустина, не глядя, перевернула вязанье. — Он очень любил племянников и надеялся, что в один прекрасный день они приедут и станут здесь жить.