Зависть - [21]

- Успокойтесь, мадам, это я должен извиниться, - Давид доброжелательно улыбнулся, - сейчас ваш сын заметил, будто он неосторожно наклонился в окно. Я совершил ошибку, обойдясь с ним, как со школьником. Что вы хотите - мальчик горд в свои шестнадцать лет. И он прав, так как в этом возрасте он уже почти мужчина и понимает еще лучше всю прелесть и счастье материнской любви.

- Сударь! - закричал Фредерик с раздувающимися от гнева ноздрями и запылавшим румянцем лицом, - я не нуждаюсь в уроках!

И он быстро вышел.

- Фредерик, - позвала его Мари тоном упрека, когда он выбегал из салона.

Затем, повернув к Давиду свое ангельское лицо, на котором блестели от слез большие голубые глаза, она трогательно заметила:

- Ах, сударь, еще раз извините. Ваши доброжелательные слова, которые вы только что произнесли, позволяют мне надеяться, что вы поймете мои сожаления. Они по крайней мере заслуживают вашу снисходительность к этому несчастному ребенку.

- Он страдает, надо жалеть и успокаивать его, - ответил Давид растроганным голосом, - я сейчас был поражен бледностью его лица, его горестным выражением. Но погодите, мадам, он вышел из салона, не оставляйте его.

- Пойдемте, мадам, скорее, - доктор Дюфур предложил руку мадам Бастьен.

Так, колеблясь между удивлением, которое вызвало в ней доброжелательство незнакомца, и своими опасениями, быстро вышла вместе с доктором, чтобы присоединиться к Фредерику.

Оставшись один, Давид приблизился к окну.

В тот момент, когда он наклонился, то увидел мадам Бастьен, которая, вытирая платком глаза и опираясь на руку доктора Дюфура, садилась в коляску, где уже находился Фредерик, под насмешки и шутки довольно большого количества зевак, оставшихся на Мэл после проезда процессии св. Губерта и бывших свидетелями недавнего злоключения старого коня.

- Эта старая кляча не забудет доброго урока, который ей преподнес молодой маркиз, - сказал один.

- Вот была потеха, когда этот неуклюжий коняга, таща за собой коляску, втиснулся между великолепными экипажами г-на маркиза! - добавил другой.

- Ах, этот конек запомнит день св. Губерта! - восклицал третий.

- О, и я тоже запомню его, - бормотал Фредерик дребезжащим от бешенства голосом.

Как раз в этот момент мадам Бастьен с помощью доктора села в коляску.

Тогда Фредерик, вышедший из себя от доносившихся до него насмешек, яростно стегнул старого коня, который помчался галопом через толпу.

Напрасно мадам Бастьен умоляла сына сдерживать аллюр коня - несколько человек едва не были раздавлены. Ребенок, посторонившийся недостаточно быстро, получил от Фредерика удар кнутом, но скоро, свернув на край бульвара, коляска исчезла под гневные крики толпы, которая провожала ее гиканьем.

Глава IX

Проводив Мари Бастьен до ее коляски, доктор Дюфур поднялся к себе и нашел своего друга облокотившимся на подоконник и погруженным в задумчивость.

От шума закрываемой им двери Давид очнулся и пошел навстречу доктору, который грустно сказал, имея в виду мадам Бастьен и только что разыгравшуюся сцену, очевидцами которой они были:

- Ах, бедная женщина, бедная мать!

- Ты прав, Пьер, - сказал Давид, - эта молодая женщина кажется мне достойной всяческого сожаления.

- Да, и еще большего сожаления, чем ты думаешь, ибо для нее весь мир заключен в сыне. Посуди, как она должна страдать!

- Ее сын? Можно принять юношу за ее брата. Ей едва дашь по виду больше двадцати лет.

- Ах, мой дорогой Анри, привычки сельской уединенной жизни, отсутствие сильных волнений (так как беспокойства, причиняемые ей сыном, начались лишь несколько месяцев назад), спокойствие существования, размеренного, как в монастыре, надолго сохранили во всей свежести цветок юности, так поражающий в мадам Бастьен.

- Значит, она вышла замуж очень молодой?

- В пятнадцать лет…

- Боже мой, как она прекрасна! - сказал Давид после минутного молчания, - и прекрасна особенной красотой и девственной, и материнской, которая придает мадоннам Рафаэля столь божественный вид.

- Мадонна? Ты не мог бы сказать вернее, Анри.

- Как?

- Вот в двух словах история мадам Бастьен. Она тебя заинтересует, и ты увезешь по крайней мере трогательные воспоминания об этой женщине.

- Ты прав, мой друг. В моем путешествии это будет приятной темой для размышления.

- Мари Ферваль была единственной дочерью довольно богатого анжерского банкира. Несколько неудачных финансовых операций повернули фортуну к нему спиной.

Тогда он вступил в деловые отношения с человеком по имени Жак Бастьен, который занимался обычной спекуляцией в нашей стране - он был торговцем землями.

- Торговцем землями?

- Он покупал в некоторых местностях значительные участки земли и продавал их потом по частям, так, чтобы их могли приобрести самые мелкие земледельцы.

- Я понимаю.

- Жак Бастьен, как и я, был уроженцем этого городка. Его отец скопил солидное состояние за то время, когда имел нотариальную контору. Жак был его первым клерком. После смерти отца Бастьен пустился в спекуляции, о которых я говорил. Тогда из-за беспокойства за г-на Ферваля, у которого он сделал несколько крупных вкладов, он мог предоставить ему распоряжаться своими капиталами, оказав огромную услугу. Мари исполнилось пятнадцать лет, она была прекрасна, как ты видел, и образованна так, как может быть образованна и воспитана дочь скуповатого провинциала, которая привыкла смотреть на себя, как на первую служанку в доме, и совмещать несколько занятий по хозяйству.