Завидная наша судьба - [36]

В треск автоматов вплелись разрывы мин. Шарахались в разные стороны, падали кони. Падали люди. Командую своему комендантскому взводу спешиться и открыть огонь по деревьям. Это сразу дало результаты. «Кукушки» на ближайших деревьях смолкли. Примеру комендантского взвода последовали и другие всадники. Удалось навести относительный порядок. Подобрали раненых, уложили их на пулеметные тачанки, на хозяйственные и санитарные повозки. Полки организованно оставили лес и к девяти часам утра вновь вышли к Жипино.

Отдаю приказ: 55-му и 58-му кавполкам атаковать в пешем строю в одной цепи, имея штаб дивизии в центре боевого порядка; 52-й кавполк по сигналу красной ракеты должен атаковать в конном строю.

Я уже было подал знак полкам, как вдруг увидел перед собой командира 127-й танковой бригады генерал-майора танковых войск Федора Тимофеевича Ремизова.

— Здорово, кавалерия! — приветствовал он меня.

— Здорово, танкисты! — отвечаю ему в тон. — Много вас? 

— Танков всего у меня три, все КВ. Вот они в кустах, на ходу, и боеприпасы есть. Остальные вчера потерял, пытаясь пробиться через Вязьму.

— Да, танков немного, но и это хорошо. Будем пробиваться вместе.

— Не возражаю.

— Отлично! — обрадовался я и изложил план атаки, предложив поставить танки в наш боевой порядок в центре. Ремизов согласился. Возле танков познакомил меня с комиссаром бригады и начальником штаба.

В десять часов после короткого огневого налета мы пошли в атаку. За цепью спешенных кавалеристов шли пулеметные тачанки, с которых время от времени открывался огонь, помогавший нам продвигаться. В ста — ста пятидесяти метрах от деревни в наших боевых порядках стали рваться мины. Цепь редела и вскоре залегла. Назрел кризис боя. Еще бы рывок, и мы были в деревне, а тогда уже, считай, прорвались. И вот на этот рывок сил не хватило. Особенно много потерь приносили центру нашей цепи пулеметы, установленные на крыше дома, стоявшего в глубине деревни. Но вот одна из наших тачанок на галопе вырвалась вперед, развернулась, и в тот же миг ее пулемет открыл огонь по крыше дома. Через минуту смертельно раненный наводчик свалился. Его заменил помощник, но вот и он упал, схватившись руками за грудь. Тогда ездовой, привязав вожжи за передок тачанки, быстро перелез через спинку своего сиденья и, присев за пулемет, возобновил огонь. Мы с волнением наблюдали за ним. Пулеметы врага на крыше смолкли. Но наша радость сменилась болью: прямым попаданием мины тачанку разнесло на куски. К великому сожалению, мне так и не удалось узнать фамилии пулеметчиков-героев.

Обстановку еще более осложнил сильный автоматный огонь противника с окраины деревни. И вот тут-то на наш правый фланг вырвалась на полном карьере вторая пулеметная тачанка. Я сразу узнал ее по правой пристяжной.

Незадолго до того, осматривая пулеметные эскадроны, я сделал замечание командиру пулеметного расчета Сундукяну за то, что к тройке рыжих лошадей припрягли темно-серую. Упряжка лошадей разной масти имела непривычный и неприятный вид. 

И вот теперь наш Сундукян геройски повел свою тачанку под огонь врага. Развернувшись, он стал поливать длинными очередями немецких автоматчиков. Их огонь сразу резко ослабел.

Решив, что настало время, выпускаю красную ракету. Сверкая шашками, с криком «ура» 52-й полк во главе с подполковником Герасимом Ефимовичем Фондеранцевым с остатками нашей пешей цепи почти без потерь ворвался в деревню. Но где же танки генерала Ремизова? Во время атаки их не было с нами, а как бы они нам помогли, сколько людей сохранили! И только когда мы миновали деревню и дошли до шоссе, три знакомых танка выползли на дорогу. Расспрашивать танкистов, что у них произошло, было некогда: со стороны Вязьмы показались вражеские танки и начали нас обстреливать. Под их огнем эскадроны пересекли шоссе и накапливались в кустарнике по другую его сторону. Шоссе перескочили с небольшими потерями, но в кустарнике подверглись сосредоточенному обстрелу минометов и артиллерии. Конники укрывались в щелях и землянках — их здесь оказалось много. А лошадей укрыть было невозможно, и они гибли десятками. В кустарнике, который занимал площадь около двух квадратных километров, мы увидели много людей из других частей. Они вынуждены были скрываться тут, потому что дальнейший путь на юг преграждала река Вязьма, через которую не было переправ. К тому же на противоположном берегу находились немцы. Первые же наши разъезды, подошедшие к реке, были обстреляны с противоположного берега и с шоссейного моста, что виднелся в полутора километрах правее нас.

Пришлось ждать темноты. К ночи пошел первый мокрый снег. Он падал большими хлопьями и тут же таял. Холод и слякоть ухудшали и без того подавленное настроение. Враг продолжал обстреливать кустарник. Организовав разведку и охранение, штаб начал под огнем приводить в порядок остатки дивизии. Собралось около четырехсот всадников, шесть пулеметов на тачанках, около десятка двухпарных повозок.

Возле меня генерал Ремизов, комиссар, начальник штаба танковой бригады и несколько танкистов. Танков у них больше нет — все три подбиты при попытке преодолеть шоссе. Я предложил Ф. Т. Ремизову, как старшему  по званию, принять командование всей группой, поскольку кроме остатков дивизии в кустарнике набралось еще около трехсот человек из других частей. Среди них, между прочим, оказались работники прокуратуры фронта Иван Прокофьевич Пастревич и Василий Филиппович Блинков, замечательные товарищи, которые в любой обстановке сохраняли выдержку и спокойствие. Они оказали большую помощь в работе с людьми.