Завидная наша судьба - [34]

Мысль о спасении дивизии не давала мне покоя. На свой страх и риск решил действовать самостоятельно. Так как северо-восточное направление уже было скомпрометировано неудачными атаками армии, мы наметили другое — на Жебрики, почти на запад. К рассвету, расположившись вдоль опушки леса возле Горнова, дивизия была готова к атаке. Впереди конных полков стояли артиллерия и пулеметные тачанки.

План был прост и рассчитан на внезапность: по сигналу трубы «В карьер» пушки и пулеметные тачанки должны были галопом выйти на гребень высоты, скрывавшей нас от противника, и открыть огонь прямой наводкой. Под прикрытием этого огня сабельные эскадроны налетят на врага и пробьют дорогу. Штаб дивизии, командиры, политработники разъезжали по полкам, проверяли их готовность, беседовали с бойцами, поднимая их боевой дух. Нужно было в каждого вселить твердую решимость прорваться или умереть — только в этом случае можно было надеяться на успех. Объехав строй дивизии, я обратился к конникам:

— Товарищи! Через несколько минут мы ринемся на врага. Нет смысла скрывать от вас, что не все мы пробьемся. Кое-кто погибнет в этом бою. Но остальные вырвутся из кольца и смогут сражаться за нашу родную Москву. Это лучше, чем погибнуть здесь всем, не принеся пользы Родине. Вперед, и только вперед! Вихрем ударим по врагу!

По лицам всадников было видно, что они понимают меня и пойдут на все. Подан сигнал «Пушкам и пулеметам к бою». Они взяли с места галопом и помчались вперед, на огневую позицию. После первых наших залпов у врага началось смятение. В бинокль можно было наблюдать, как отдельные небольшие группы немцев побежали назад к лесу. По команде, сверкая клинками, дивизия перешла в атаку. До наших пушек оставалось всего метров двести, когда мы увидели, что наперерез скачут М. Ф. Лукин, его адъютант и почему-то командир танковой бригады Корчагин (тоже на коне). Командарм что-то кричал и грозил кулаком в мою сторону. Я придержал коня. Полки, начавшие переходить уже в галоп, тоже придержали коней. Ко мне приближался Лукин.

— Стой! Именем революции, именем Военного совета приказываю остановить дивизию! — закричал он. 

Много мыслей с молниеносной быстротой пронеслось в голове.

Остановить дивизию, когда она начала уже успешную атаку, — безумие: понесем потери и не пробьемся к Москве. Не остановить, продолжать атаку — значит прорваться через кольцо окружения с небольшими потерями и через несколько дней лесами выйти на подступы к столице. Но ведь мне отдает приказ командарм!

Чувство дисциплины побороло. Я не мог ослушаться командарма. А он боялся лишиться последней своей надежды и данной ему властью хотел удержать дивизию, которая армии уже не поможет, ибо армии уже нет... С тяжелым сердцем приказываю трубачу играть сигнал «Кругом». А немцы оправились от первого испуга и начали бить по нашим батареям и пулеметам, которые все еще стояли на открытой позиции и стреляли по врагу. От первых же снарядов и мин врага мы потеряли несколько орудий и тачанок. Снаряды и мины обрушились и на полки, выполнявшие команду «Кругом». Много всадников было убито и искалечено, так как, выполняя команды и сигналы, они невольно сбились в плотные группы.

Я с раздражением посмотрел на командарма и стал себя клясть, что выполнил его приказ. Не останови он дивизию, мы не понесли бы таких страшных потерь и, безусловно, прорвали бы вражеское кольцо.

Полки на рысях уходили в лес, за ними тронулись и мы с командармом. М. Ф. Лукин продолжал доказывать, что так было надо, что он не мог лишиться нашей дивизии.

Подбираем раненых, хороним убитых. Надо скорее покидать этот лес, по которому уже пристрелялся противник. Дивизия «под конвоем» командарма Лукина и его группы перешла на старое место — к хутору у Шутово. Вечером на командном пункте Лукина собрались работники штаба, политотдела, трибунала, прокуратуры, тыла 19-й армии и штабов других армий. Здесь же были командарм Вишневский и Болдин.

Командный пункт, по существу, уже ничем не управлял. Связи с частями не было, хотя кое-где действовали переносные радиостанции (мощные радиостанции пришлось уничтожить).

Лукин не отпускал меня ни на шаг. Собрали скудные запасы, принялись за ужин. В это время в хату с шумом  ворвался какой-то подполковник и доложил, что стрелковый полк, прикрывавший район Шутово с запада, атакован противником. Полк отходит. А следом идут немцы. Сюда, в направлении хутора. Все вскочили. Лукин приказал мне остановить гитлеровцев, не допустить их продвижения к командному пункту.

Вскочив на коня, я помчался к дивизии. Полки сели на коней и на ходу стали развертываться для атаки.

Став перед 58-м кавалерийским полком (он был в центре), я подал команду «Шашки к бою!» и, не видя еще противника, повел дивизию рысью, выбросив вперед разъезды. Километра через два мы встретились с нашими отходящими стрелковыми подразделениями. Приказываю командиру резервного 52-го полка разомкнуть один эскадрон в одну шеренгу, остановить и собрать пехотинцев. В полукилометре от нас горел хутор. Особенно ярко пылал сарай, по-видимому, с сеном. Высокий столб пламени зловеще озарял окрестность. И тут мы увидели гитлеровцев. Шли они беспорядочной толпой, горланили что-то и не целясь палили из автоматов.