Завидная биография - [5]
Все тут было чисто, спокойно, уютно. Только где-то глубоко, под полом, глухо стонала и билась обреченная на вечную неволю река.
— Вот так и живем, — сказал Семен Сергеевич и, усевшись к столу, скрутил толстую папиросу. — Печей не топим и на мороз не жалуемся. Ну, а ты с каким горем пришел?
— Никакого горя, Семен Сергеевич. Про́вода нам метров тридцать да изоляции нужно. Зал оформить к сбору, к Ленинским дням.
— Это можно. Выручу. — Семен Сергеевич окинул взглядом щит и поднялся. — Пошли…
Они спустились вниз, в кладовую. Семен Сергеевич достал с полки охапку старых проводов.
— На́ вот, — сказал он. — Бери сколько нужно. Только сращивай хорошенько. Ну, да тебя-то учить нечего, не первый раз. А за лентой пойдем наверх, там она у меня.
— Ну, как дела, Никеша, достал? — спросила Лена, не успев поздороваться.
— А то не достану! — Никита вытащил из-за печки большой лист фанеры, поставил к столу.
— Свет тебе так удобно падает? — спросил он. — Ну, тогда все. Действуй.
Он достал из-под стола ящик с инструментами и тут же на столе разложил свое хозяйство.
Бабушка, с неизменным чулком в руках, смотрела, как умелые руки ребят быстро управляются с работой.
Часам к восьми все было готово. Никита укрепил патроны, ввинтил лампочки и, протянув через всю комнату провода, включил ток. Лампочки вспыхнули.
— Ничего, — сказала Лена и отступила на шаг полюбоваться своей работой.
— Здорово! — согласился Никита.
— Ой, хорошо! — подтвердила и бабушка. — Молодец ты, Леночка, руки у тебя золотые.
— Знаешь, Никешка, — Лена прищурила глаза. — А вот тут нужно немножко поправить. И хорошо бы еще дать красный свет. Хоть немножко, чуть-чуть.
— А чего же, это можно. Я мигом. В школе красные лампочки есть. — И, набросив полушубок, Никита выскочил за дверь.
Лена и бабушка постояли еще, посмотрели. Потом Лена тронула кое-где углем рамку, отступила на шаг, еще на шаг. Вдруг что-то стрельнуло у нее под ногой. Маленькая голубая молния мертвенным светом на мгновение осветила комнату, и все лампочки разом погасли.
Из всех окон хлынула в избу густая, холодная тьма. Сделалось вдруг тихо-тихо, и слышно стало, как в трубе сердито посвистывает ветер.
— Это что же теперь будет-то, доченька? — вполголоса спросила бабушка.
— Не знаю, бабушка. Это я что-то наделала, — так же тихо ответила Лена.
— А поправить-то можно? Или совсем теперь?
— Можно, я думаю. Только я не сумею, — вздохнув, сказала Лена.
— А Никита сумеет, чай? Или тоже не может? Теперь что же, Семена Сергеевича ждать?
— Не знаю, бабушка.
— Экое горе-то, доченька. И лампу-то я под пол убрала, внука послушала. И свечки-то нету. И спички не найду теперь, куда задевала… Чего делать-то будем, дочка?
— Надо Никешу ждать, — сказала Лена.
— Ждать-то ждать, да в темноте бы хуже чего не наделать. Ну-ка, стой, дочка, может, что сообразим.
Бабушка, шаркая ногами, ощупью прошла по избе, порылась в подпечке, загремела кочергой и, склонившись, усердно принялась раздувать едва тлевший уголек.
Красноватый свет чуть теплился, скудно освещая сморщенное бабушкино лицо. Казалось, вот-вот погаснет последняя неверная искорка. Но бабушка дула и дула, тяжело переводя дыхание.
Вдруг желтый трепетный язычок огня возник в темноте, и бабушка подняла горящую лучину.
— Ну вот, дочка, и свет… Я-то помню: с таким вот светом всю зиму жили, и пряжу пряли, и холсты ткали. Другого свету мы и не знали…
И, прикрывая ладонью горящую лучинку, бабушка подошла к окну.
Дымный, коптящий огонек вздрагивал в ее руке. Тревожно метались по избе быстрые тени, то расступаясь и прячась по углам, то набегая со всех сторон, точно стремясь погасить и этот жалкий огонек.
Лена тоже подошла к окну. Вдвоем посмотрели они в темное стекло и увидели отражение своих лиц, освещенных неровным желтым пламенем. Там, за лицами, за морозным узором, наполовину затянувшим окно, лежало беспредельное снежное поле, сверкающее тысячами холодных огоньков северной ночи, и черной тенью маячил высокий столб, бесполезно стоявший теперь возле дома.
— Держи-ка, дочка, — сказала бабушка и, передав Лене лучину, стала разжигать новую.
Так и застал их Никита. Он ворвался в избу, и следом за ним хлынула волна морозного воздуха. Никита остановился на пороге и вдруг звонко расхохотался.
— Ой, Никеша, — обрадовалась Лена. — Тут стрельнуло что-то, и все погасло. Ну, чего ты хохочешь? Мы с бабушкой испугались, знаешь как!
— Оно и видно: с перепугу всю избу прокоптили. А лучины-то нащипали… на год хватит… Ну, ничего. На-ка, бабушка, — Никита протянул сверток с лампочками, порылся ощупью в своем хозяйстве, сбросил полушубок и вышел на улицу.
В окно было видно, как он ловко вскарабкался на столб, а еще секунду спустя в избе вспыхнул ослепительный свет.
— Ой, как светло! — удивилась Лена. — Кажется, так светло никогда еще не бывало!
— Эка благодать, — согласилась бабушка.
Тут, потирая застывшие пальцы, в избу вошел Никита.
— Жучок сгорел, — объяснил он, — пустяковое дело. Ты, бабушка, лучину-то убери на растопку… Не бойся, не погаснет свет. Это все в наших руках…
Он ввинтил в патроны красные лампочки и снова включил ток. И совсем по-другому заиграла узорная рамка, и мягким розовым светом озарилось лицо юного Ленина на портрете.
«Приключения капитана Врунгеля» — это веселая повесть о невероятных приключениях капитана Врунгеля, его старшего помощника Лома и матроса Фукса, совершивших кругосветное путешествие на яхте «Беда». С героями повести случаются новые смешные приключения, они подвергаются новым невероятным испытаниям, но, руководимые бесстрашным, находчивым и всезнающим капитаном Врунгелем, с честью завершают свое фантастическое путешествие.
«Пионер — значит первый» — серия биографических книг для детей среднего и старшего возраста, выпускавшихся издательством «Молодая гвардия», «младший брат» молодогвардейской серии «Жизнь замечательных людей». Всего в серии появилось 92 биографии совокупным тиражом более 9 миллионов экземпляров.
Юмористический рассказ из сборника «Заколдованная буква». Художник А. Елисеев.
Эти рассказы о море. Но вымысла в них нет, хотя приключений достаточно. Здесь Андрей Некрасов просто делится тем, что ему довелось увидеть и пережить в годы его штурманской службы на далёком Охотском море…
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Повесть-воспоминание о школьном советском детстве. Для детей младшего школьного возраста.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.