Заветные поляны - [67]

Вера подумала, что Света уже большая, вот десятый кончает, и вспомнила: на выпускном вечере придется выступать — директор школы предупреждал.

— Что и говорить завтра, не знаю, — призналась она.

Алексей посоветовал:

— Расскажи, о чем пели жаворонки в ту весну, о чем они сейчас поют.

Красные сани

Молодые — Николай Налетов и Надя Веселова — кажется, были счастливы, когда катались в свадебных красных санях вдоль села, по ближним деревням и просторным полям, целовались под крики «Горько!», радовали родителей согласьем и красотой. Промелькнули две недели каникул и Николай Налетов, внук Ефимыча, уехал в большой город учиться, тогда он был уже на третьем курсе. Наденька, настроенная ждать, когда он закончит технологический институт, осталась дома.

Приезжал он реже и реже — разные находились причины. Через год, расставаясь, Надя говорила: «Голова у тебя ученого больно кудреватая стала, высоко ее носишь, с достоинством. На звезды смотришь, а земли и не чувствуешь, вроде как порхать начал. Видно, насовсем прощаемся. Не приезжай больше…» А он ответил: «Нужна ты, раз так, деревня необразованная».

Но однажды случайно услыхал на вокзале разговор двух женщин, приезжавших из родной деревни в город за одежонкой для детей.

— Надюшка замуж опять собирается, а ты не слыхала?

— И то: ждала-ждала Налетова-то. Надеялась, одумается он, остепенится. Его, видать, городская окрутила. Приметила, что неустойчивый.

— Жди их нонешних… Они и сами себя никак не поймут, не знают, чего хотят. Не то что к жене, к родителям не заявляется.

— Такие пошли женихи-то. Ни в городе Богдан, ни в селе — Селифан. Ох, Марья, как подумаю, что у меня две девки на выданье…

Николай не подошел к землячкам — постеснялся признаться. Но с того разговора встревожился. И на работу по распределению уезжал неохотно. На новом месте забыл, кажется, о Наде, может быть просто старался не вспоминать, а красные свадебные сани часто виделись во сне. Постоянно чувствовал, что тянет домой, как-то не так живется. К тому же и дела серьезного вроде бы не было — занимался бесперспективной подготовкой реконструкции цеха: на комбинате несколько раз возвращались к этой затее, словно затем, чтобы найти дело для молодого, подающего надежды специалиста. За год спокойного однообразия он возненавидел все и самого себя в том числе. А потом, прислушиваясь к советам городской многоопытной дальней родственницы, вроде бы свыкся с ее философией.

— Зачем тебе затевать передряги? — советовала она. — Сто лет работали, еще сто лет будут работать и еще тысячу. Дурацкие чертежи? А тебе что? Делай потихоньку. Велит — делай. Тебе ж за это деньги платят. Ты человек временный: не будешь в глуши всю жизнь околачиваться. Бог даст, подвернется счастье и на хорошее место попадешь.

Конечно, вздорность наставлений он понимал, но все-таки прислушивался, не давал прорастать «корешкам». Сторонился знакомств, всем на удивление отказался от благоустроенной квартиры, не брался за разработку давно задуманного оригинального, как ему казалось, полуавтомата для прокатки декоративных плит. Все откладывал на будущее.

Однажды ребята из механического цеха, как всегда шумные, ввалились в конторку с каким-то грузом. Они опустили тяжелую ношу на стулья, дружно сняли береты, поклонились и сказали хором: «От имени месткома, по велению завкома, по приказу пома, по разрешению управдома рекомендуем вам нарушить обычай — «Коля, Коля, Николай, сиди дома, не гуляй», и вручаем приглашение. Кто-то, скрытый под нейлоновым плащом, прыгнул на стол, измененным голосом прочитал:

Я река неглубока,

Мне не хватает рыбака,

Твоей везучей донки,

Да гитары звонкой…

Пришлось улыбнуться, несмел сдержать улыбку. И тут же подумал о том, как терпеливо отращивал усики, чтобы выглядеть постарше, вспомнил о гитаре, которая давно пылится на шкафу. И, глядя в глаза, в такие лучистые, вдруг подумал про технолога Ольгу: почему раньше не обратил на нее внимания?

— Время?! — спросил Николай торопливо, потому что лицо горело от смущения.

— Десять ноль-ноль! — торжественно объявила Ольга.

— Буду!

— Ур-рра-а! — закричали ребята.

Из цеха он уходил последним. В проходной лукавая Кузьминична услужливо открыла дверь. Хотел спросить: «Что это с вами?» Она опередила: «Привыкаете у нас, Николай Алексеевич, обживаетесь? Это хорошо».

Весь вечер готовился к «вылазке в природу». Отыскал в кладовке давно заброшенный рюкзак, еще пахнущий дымом костра, туманной ночью и… родными лугами. Широкими волнистыми лугами, в которых ночью скрипит коростель да свободно гуляющие кони осторожным ржанием окликают друг друга. Нет в тех лугах ни дорог, ни тропинок. Дымчато-зеленые травы переливаются под легким ветерком, а рядом, совсем рядом, в которую сторону ни пойдешь, темнеют еще неосевшие, кажется, пушистые стога. И сразу же вспомнилась Надя… Если бы с ней на реку… Если бы. Как тогда они бродили по лугам! Природа замерла, а они бродили. Тогда верил он, что стога, ольховые перелески, мохнатые шапки кустарников, высокое звездное небо и блестящая река — любовались ими… А луна, преследуя долговязого Кольку Налетова и превращая его в смешную тень, наверно, завидовала Надюше. Время, кажется, остановилось…