Заветное дело - [3]

И вот — кто залёг на нетопленую печку, кто в углу сидит, на опустелые поля даже в окошко не глядит; приуныли и родители девочки. Лишь сама девочка всё выбегает на крыльцо, за калитку, уходит по тропинкам в окрестные поля.

Родители, конечно, спрашивают: «Зачем?» А девочка отвечает: «Не хочу без дела сидеть, не хочу весь день в пустой угол глядеть… Я на тропинках-то, может, выхожу что-нибудь живое!»

И — верно. Ходила она, ходила — видит однажды этакое гнёздышко-шалашик. Шалашик ей всего до лодыжки, но внутри кто-то как будто шебуршит.

«Живое нашла… Перепёлочка!» — ахнула девочка тихо и в шалашик заглянула. А там совсем и не перепёлочка, а крохотный старичок. Он синими глазками смотрит и говорит девочке:

— Ну вот, я хоть кого-то дождался!

— Кого же ты дожидался?

— Ваших деревенских…

— Да кто ты сам такой? — удивляется девочка.

— А я — полевичок! Я вашим деревенским посевное зёрнышко сохранил. Оно — счастливое. Только надо за ним поухаживать. Зови сюда всех желающих.

Девочка — в деревню, девочка стучит во все окошки:

— Я старичка-полевичка встретила! У старичка есть одно счастливое зёрнышко! Кто желает за зёрнышком поухаживать?

Только никто на стук не выходит. Все говорят:

— Какой такой старичок? И что проку в одном зёрнышке? Вот если бы воз, тогда бы — да; а так, заниматься незнамо чем да на удачу, нет у нас больше никакого желания…

Родители ответили так же, и девочка вернулась к шалашику одна.

Старичок головой покачал:

— Что ж… Раз деревенские люди всякую веру да желание растеряли, то и мне для них не сделать ничего.

Старичок нахлобучил потуже соломенный картузик, и девочка поняла, что он собрался уходить.

— Постой, дедушка! — закричала она. — Постой! Желание растеряли не все! Ухаживать за зёрнышком желаю я!

— Ой ли? Желание должно быть крепкое. Не на минуту, не на час, не на день.

— Оно у меня навсегда! Говори, что делать?

И старичок подал девочке обыкновенное с виду зёрнышко:

— Надо его здесь вот посадить да как следует полить.

— Вмиг посажу! Вмиг полью!

Побежала девочка в деревню, принесла лопату, притащила ведро колодезной воды. А когда посадила зёрнышко и собралась поливать, то старичок говорит:

— Колодезная вода слишком жёсткая. Тут нужна водица мягкая, речная.

Речка была далеко, берега круты. Мягкой водицы девочка принесла, но пересохшая земля воду выпила сразу, опять стала сухой, и старичок говорит:

— Неси ещё!

Так и таскала девочка воду целый день. А ведро тяжёлое, а руки не слишком сильные, да и всё время есть хочется. Старичок же спрашивает об одном:

— Желание твоё не пропало?

— Не пропало, не пропало… — едва девочка шепчет и воду всё таскает.

И вот когда вытаскала чуть ли не половину речки, земля с зёрнышком напились вдосталь. А тут и день кончился.

— Отдыхай! — разрешил старичок.

Приткнулась девочка ничком у шалашика: ночевать домой ноги не несли.

Наутро, едва зажглось солнышко, старичок командует:

— Подымайся!

Поднялась девочка, опять было взялась за ведро, да глянула на вчерашнюю политую бороздку и — опешила! Стоит там дерево — не дерево, стебель — не стебель, но качаются на нём два огромных зерна. Одно — янтарное, другое — золотое. А старичок улыбается:

— Это чудо ещё не всё! И работа не вся. Бери зёрна, пойдём искать жернова-меленку!

Жернова были у девочки дома в чулане; там, не успели прийти, старичок распоряжается:

— Золотое зерно спрячь, бросай в жернова янтарное. Да крути, старайся!

И вот девочка старается, жернова на всю избу гремят. Родители выглянули на шум:

— Что опять такое? Молоть у нас нечего, а ты крутишь жернова!

Старичок за девочку спрятался, шепчет:

— Молчи, не объясняй!

И девочка промолчала, родители вернулись в избу.

А девочка жернова всё крутит, а верхний круг, железом кованный, весом в пуд. А янтарное зерно катается, как камень, и муки от него ни пылинки. У девочки спина разламывается, старичок же всё спрашивает своё:

— Не исчезло желание? Не исчезло?

— Не-ет… — говорит девочка, а сама чуть не плачет. За вчерашний день да за сегодняшний она очень устала.

Но тут в жерновах лопнуло твёрдое зерно, посыпалась в подставленное лукошко мягкая мука. Да столько её посыпалось, что и другие все лукошки в чулане наполнились доверху.

Захлопала девочка в ладоши:

— К папе, к маме побегу! Пускай обрадуются, пускай мама скорее на всю деревню хлеба напечёт!

А старичок:

— Хлеб на всю деревню должна испечь ты сама.

— Не умею! — говорит девочка.

— Постараешься — научишься.

Опять настало утро. Поднялась девочка — и давай протапливать давно не топленную печку, давай — умела не умела! — заводить тесто. Мать с отцом тоже проснулись и — ахнули! Пылает в избе печка, пахнет свежим тестом, с большою квашнёй возится их дочка. Возится, а сама с ног до головы вся в этом тесте да в муке. Мать обрадовалась и растерялась: «Откуда всё это?» Но не спрашивает теперь ничего, лишь, видя, какая девочка неумелая, хочет ей помогать. А девочка отмахивается:

— Помогать, мамушка, ты можешь мне только советом.

Старичок шепчет: «Правильно! Только советом…»

Сама девочка по мамушкиной подсказке поставила тесто подниматься, сама потом его разделала, посадила на противни да в печку. А как противни вытащила, так руками всплеснула. Хлебы в печке не испеклись, лишь закисли. Мать — охает, девочка — в слёзы. Забыли они второпях закрыть печную трубу вьюшкой, и жар из печки улетел раньше времени.