Завещание - [7]

― А не скажете ли вы, как его начальство смотрит на его прыть?

― В том–то и беда, что начальство он совершенно запутал. Знаете ли, сегодня времена для людей без принципов непонятные. Я никогда не спрашивал себя «Кому служить?» Я всегда служил Истине. «Народу, партии…» это ведь всё пустая болтовня. А Истина – она одна. Но кто не уверен в себе и боится перемен, тот ищет указания свыше. Искать эту самую Истину, или ну её!? А в этом деле Мартынов сумел внушить Барсину, что высокое начальство стоит за ним и заинтересовано… только непонятно в чем!

― Мда… Даже странно как–то. Была семья, был отец, была тайна, но был и центр мироздания! А теперь всё пустота и неопределенность и, как результат, страх.

― Запомните, Генрих Львович, без адвоката вам с Мартыновым встречаться не следует. А он будет стараться именно наедине с вами встретиться и выведать как можно больше.

― Господи! Я сам бы хотел узнать, как можно больше. Юрий Иванович, голубчик, а вы сами-то, что думаете обо всём этом?

Следователь закрыл заиндевевшее окно своего автомобиля, теперь они в интересах конспирации встречались с Генрихом Львовичем в машине следователя и ехали в тихое место, где можно было безбоязненно пообщаться. Он откинулся на спинку сидения, а потом лукаво поглядел на Генриха Львовича.

― Если честно, то… мне кажется, что ваш папенька жив…

― Как… как вы сказали?! – чуть ли не в ужасе воскликнул Генрих Львович.

― Впрочем, мне ещё надо всё хорошо обдумать, взвесить…

― Но я же видел тело… и заключение врача, а потом кремация…

― Ну, знаете ли, Генрих Львович, тело ещё во времена Шекспира умели представлять мертвым, а уж кремация и вовсе ни о чем не говорит, тем более, что вас-то там не было. Ведь не было же вас при акте сожжения?

― Нет.

― И никого не было, верно?

― Не знаю…

― Кроме Аркадия Петровича Бергмана.

― Возможно.

― Ну, вот.

― Вы меня просто пугаете. Что мы имеем дело с призраками?

― Напротив, с живыми и даже очень живыми и расчетливыми людьми. Ну, да не будем забегать вперед, Генрих Львович. Я вас отвезу ближе к дому и прослежу, как вы зайдете к себе в подъезд. А когда окажитесь в квартире, зажгите и погасите на минуту свет, чтоб я понял, что вы добрались благополучно.

― Ха, вы становитесь не только моим следователем, но и моим преданным телохранителем! А что, действительно всё так опасно? – доверчиво спросил Генрих Львович.

― Эх, Генрих Львович, как гласит русская поговорка: «Бойся собаки спереди, лошади – сзади, а дурного человека – со всех сторон». Ну, прощайте. Подайте знак, как уговорились.

7

Раввин Эзра Гур широко распахнул двери перед гостями.

― Проходите, не стесняйтесь. Шай проходи к столу, Номи и Арье, прошу. Сегодня праздник Хануки и шабес или шаббат, как вам привычнее, одновременно.

К гостям вышла нарядно одетая супруга Эзры госпожа Сара в сопровождении детей Геулы, Деборы и Ионатана.

― Здравствуйте, проходите. Очень рада, вы Номи? Очень приятно, а вы Арье? Проходите, чувствуйте себя как дома.

― Арье, – подошел раввин Эзра к гостю,– я рад, что вы здесь. Я пригласил семью доктора Шапиро и ещё одного нашего друга, все говорят по-русски, чтобы вы не чувствовали себя в одиночестве. Прошу вас, проходите к столу.

Арье меж тем, напряженно рассматривал раввина, словно хотел проникнуть внутрь его мозга и узнать все тайны, в том числе Божественного промысла. Он медленно последовал за хозяином.

По середине большой гостиной был накрыт белой скатертью длинный стол с пластиковыми тарелками и ножами, но красивыми и достаточно дорогими, так, что Арье вначале признал пластиковые тарелки за фарфоровые. На столе уже стояли разнообразные салаты всех цветов радуги. Подоконник большого окна был украшен менорой с шестью свечами. Раввин поглядывал на часы, чтобы не пропустить время зажигания субботних свечей и седьмой свечи праздника Хануки.

Арье оглядывал всё и всех с любопытством и некоторым недоверием. Он был поражен отношением к нему, совершенно незнакомому, к тому же пожилому человеку, со стороны этого молодого и неугомонного раввина, впервые встретившего его всего несколько дней тому назад. Естественное недоверие, испытанное к нему в первый день их встречи, груз воспоминаний, сомнений, тревог, всё это мешало ему, Арье Бен Давиду, расслабиться и принять мир таким, каким он ЕСТЬ. ЕСТЬ здесь, а не там, в его прошлой жизни. Эзра метался из стороны в сторону, принимал гостей, со всеми здоровался, со всеми улыбался, никого не оставлял без внимания.

Пришла семья доктора Шапиро, психиатра их городской больницы. Что–то знакомое мелькнуло в этих лицах. Седой полный мужчина, в болотного цвета костюме и подходящем галстуке сразу ориентировал на европейское происхождение. Его жена не уступала мужу по габаритам и была одета во всё черное, что не могло скрыть, разумеется, то, что она желала скрыть. На пальцах её рук Арье заметил довольно крупные бриллианты. С ними на праздник пришла миленькая девочка возраста Шая, может на год младше. Наконец, прибыл господин Мордехай, от которого исходил легкий запах вина и веселья. Он притащил с собой старый аккордеон и сразу, раскрыв футляр, выложил его на диван, словно оружие, готовое к бою. Потом появились какие–то дети, как оказалось, соседские. И, наконец, пришла ещё пара относительно молодых людей, которые держались очень стеснительно. Всего же собралось человек двадцать. Все говорили одновременно на русском и на иврите, в гостиной стоял гул, пока раввин не собрал всех и не предложил зажечь седьмую свечу праздника на светильнике. После молитвы и процедуры зажигания огня все расселись по своим местам.