Завещание - [15]

― Да я и сама была в него влюблена! То есть гордилась и о таком же мужике мечтала. Ты, что думаешь, о чем я ночью в постели бредила? Что если б он не моим отцом был, то давно к нему в постель забралась бы! А там… – она хохотнула полупьяно и подала пустой стакан подруге, та налила.

― Да, батька! Как же тебе было удержаться рядом с этакой серой библиотечной птичкой, как моя мамаша! И то, что он, Светка, выбрал себе фотомодель чуть старше меня, так это тоже понять могу. Мужик! А я тогда погуляла… Да ты помнишь, ведь, Светочка! Эти мальчики с машинами и дачами… Жаль упустила Артема. Он сегодня олигарх. А впрочем, черт знает, может он выбросил бы меня через год… Но нет, не выбросил бы! Если пришлось бы, так сама ушла бы с золотым приданным, как батька меня учил.

Вера Васильевна вдруг словно забыла о подруге, подошла к мутному окну с узорами льда, подышала на стекло, потерла теплой ладошкой и в маленьком кружечке появилась улица и серый зимний день. Она сделала снова шаг к холодильнику и криво усмехнулась. Вообще, надо отметить, её лицо было весьма выразительным. Мягкие черты его, светлые глаза, аккуратный носик, полные губы и ямочки при улыбке на щеках, придавали ему, может быть, обманчивую, но теплоту и несомненную привлекательность. Если бы только Вера Васильевна захотела, она смогла бы стать выдающейся актрисой, ибо её лицо было не только выразительным, но и подвижным, словно она меняла маски по необходимости в течение одних только суток. Главным же образом, покоряла всех её озорная, открытая улыбка, с милыми ямочкам, или манящая, интригующая полуулыбка, приводящая пожилых мужчин в смущение, а у молодых вызывающая сердечный трепет и смутную надежду в душе. Как уже упоминалось, Господь не обидел её фигурой и прочими женскими прелестями, а также умом. Ум у неё был криминальный, остро аналитический. Мыслила она мгновенно, быстро подмечала человеческие пороки и слабости, понимала людей достаточно верно, и во всех случаях видела свою выгоду. Впрочем, Вера Васильевна была хорошо образована и начитана, благодаря своей матушке, разумеется, скромной библиотекарше, интеллигентке в пятом поколении. Но, как говорится «и на старуху бывает проруха, и на девку бабий грех». Пристрастилась Вера Васильевна к зеленому змию и не могла оторваться. Любила горькую каплю хоть тресни. От наркоты отстала, хотя и трудно было, а вот алкоголь в любом его виде не могла себе запретить.

― Черт! Пить мне нельзя! Нельзя пить! Ах, да чтоб она горела эта диета и всяческие воздержания! Ещё рюмка не повредит, – она налила, звякнула бокалом о бокал подруги и тут же выпила,– Гулять, так гулять! Да, конечно, могло сложиться и хуже… Помнишь, Свет? Травка, кокаинчик, оргии… актеры, певцы, золотые мальчики. А ведь, если бы не Андрюшенька, убогонький мой, то, пожалуй, и на панель скатилась бы… А он явился, как луч света в темном царстве, тогда после облавы на квартире с наркотой! Такой тихий, светлый, наивный и так посмотрел мне в глаза, так выразительно посмотрел, словно сам Иисус, что я тут же и опомнилась! Ей Богу! Это ведь только деревенская простота так смотреть может! Своими круглыми голубыми глазами в глаза и, не мигая и не отрываясь, с выражением какого–то детского удивления и упрека! Я хоть и пьяна была и травкой обдолбана, а всё равно этот его взгляд запомнила. Он меня тогда прямо из милиции к себе в каморку на проспекте Щорса затащил, и затворилась я у него там в одной комнатенке под крышей. Он меня как соленую рыбу отмочил своим простеньким уходом, заботою, ревностью. Поначалу, даже забавно было, после таких–то тузов и вдруг – деревня! – она отпила глоточек,– Но, однако, упорный оказался. Ревнивый. Никуда меня не пускал с полгода, а потом всё время за мной по пятам топал. А когда отца не стало и с матерью отношений никаких, то он вроде для меня опорой сделался, точно клюка какая. Но замуж за него я зря вышла. И как угораздило!? – она опять нервно подошла к окну и прижало пылающий лоб к ледяному стеклу, – Настоял, упорный черт! А я дурра, расчувствовалась, пожалела… А тут ещё эта беременность четвертая. Три аборта сделала, четвертый побоялась. Ну, и согласилась. И тут же, Свет, ты не поверишь, Артемчика моего встретила! В стального цвета костюме с черной бабочкой и в белом Мерседесе… Ах, я было бросилась к нему, но куда! Старая, беременная, кому нужна?! А сохранила б от него ребеночка, тогда может и захотел вернуться… Пришла я тогда домой, а там мой Андрюшенька блаженный сидит… Господи, настоящий ведь блаженный! Не пьет, не курит, так только для понта, сигаретку одну другую в день выкурит, а о девочках и говорить нечего! В постели – сибирский валенок! Убожество! Я тогда выскочила и бегом к тебе, помнишь?

― Как же, «Спаси, - орешь, - подруга, от моего юродивого! Не могу больше!»

― Да, ты–то вот уже третий раз замужем, и вроде, наконец, нашла себе мужичка приличного, бизнесмена. Да, папка прав был, говоря: «Жизнь прожить – не поле перейти», А я пока шла с ним по полю этому, забот не знала, а когда он ушел – вся жизнь под откос. Блин!

― Ну, ты Верка, это того, привираешь на пьяную–то голову… Если ведь честно говорить, то он тебя и в глаза не видел…