Завещание Шекспира - [136]

Конечно, театральные условности, которым мы подчинялись, добавляли комизма ситуациям. Виолу в «Двенадцатой ночи» играл молодой актер, который изображал молоденькую девушку, притворяющуюся парнем и соответствующим образом одетую. С Розалиндой в «Как вам это понравится» все было еще сложнее: ведь она попросила Орландо представить себе, что она – или он – женщина, каковой она и являлась (в исполнении молодого мужчины).

Трудно разобрать, что истинно, а что ложно в «Двенадцатой ночи». Себастьян оказывается Виолой, Орсино, похоже, влюблен в Оливию, которая верит в то, что влюблена в Цезарио. Она скорбит по брату и думает, что навсегда останется старой девой, хотя эта ее роль становится все более неубедительной: Виола и Себастьян убеждены, что потеряли друг друга, Мальволио мнит, что Оливия влюблена в него, и верит, что шут Фесте – это сэр Топаз; сэр Эндрю считает Цезарио демоном со шпагой; он надеется на успех у Оливии и считает сэра Тоби своим другом. Они не сумасшедшие, но иллюзии иногда сродни безрассудству, а Мальволио и в самом деле балансирует на грани безумия.

Чтобы стать счастливыми, им нужно отбросить иллюзии и зажить по-настоящему. Жак и Мальволио в «Как вам это понравится», циничные пуритане, испорченные мизантропией и болезненным себялюбием, не способны на это потому, что, несмотря на высокое самомнение, они тоже играют навязанные им роли, пока роли не начинают играть ими, и они продлевают свой причудливый уход в себя, в печальное одиночество, пожинают плоды своих действий или замышляют мщение. Они окружены женатыми парами, которых они жалеют, презирают, над которыми насмехаются и которые в конце концов с ними поквитаются. Их высокомерное превосходство – еще одна завистливая иллюзия, и, что бы они себе ни думали, у них, однако же, нет исключительного права на правду. Но они все же высказывают свою точку зрения: вся жизнь – игра, она – не пироги и пиво, и жизнь прожить – не поле перейти.

Моя последняя настоящая комедия уже приближалась к Гамлету. Одетый в черное, он ярче всех в Эльсиноре. Без Гамлета двор, погрязший в распутстве, лести, пьянстве и отсутствии ума, обеднел бы. А вот у Виолы в «Двенадцатой ночи» ума в избытке. Она выходит живой и невредимой из моря бедствий, с которых начинается пьеса, интересуется богатыми холостяками и оказывается в Иллирии, которая, в отличие от Эльсинора, одета в траур, – в мире, правители которого заняты исполнением ролей, в основном невеселых. Иллирийское общество – вялое и безжизненное, за исключением дяди Оливии и нескольких других приживалов в ее доме, в нем преуспевают пуритане, и у шутов немного работы. Его нужно оживить и освободить от запретов, и она – как раз подходящий для этого парень.

В этом печальном, полумертвом, скорбном мире самообмана, ограничений и крушения надежд она появляется, пропахшая морским ветром, чтобы обновить и преобразить его, преодолев разделившее ее и брата бурное море. О да, я смотрел даже дальше «Гамлета», я уже замышлял «Перикла» и Просперо в «Буре». Для семьи, друзей и даже врагов герцога бури оказались благодатными, а кораблекрушения помогли спасти их души.

Но жизненная сила из варварского моря не умиротворяет Мальволио. И дело тут не в судьбе, а в характере, и в пьесе есть и жестокость, и мучения, немножко мести и жестокие розыгрыши. Мальволио и Жак противятся удобному и благополучному финалу. Мальволио отказано в семейном счастье, да и едва ли он мог бы стать хорошим мужем. Его собственный ум тому помеха. Его история печальна и поучительна, как ни неудобно в этом признаваться. Можно притвориться, что ты нашел того «другого», который освободил тебя от себя, прибиться к другой половинке или стать частью общества – но твое «я» так и остается неполным. Неопределенное и неуверенное в себе «я». Виола все еще переодета в Цезарио, Мальволио уходит обиженный, Фесте покидает сцену, и сэр Тоби Белч и Эндрю Эгьючик теряют его, своего печального менестреля, и теряют друг друга. Их иллюзии разрушены. Стареющий пьяница с побитой головой осознал, что больше не может драться так, как раньше. А старый кретин сэр Эндрю наконец-то понимает, что все это время его дурачили.

И все же они нужны друг другу. Отчаянное ликование и печальная необходимость заставили этих никчемных людей водиться друг с другом, сойтись с еще более отчаянным Фесте и далеко не святой Марией, бессердечной камеристкой, чьи отношения с сэром Тоби не заходят слишком далеко. Они неудачники во всем – в драке, попойке, любви, жизни. Им нечем заняться, они ни на что не надеются. Они часть этого круга, но чужды ему.

А самый лишний из них – шут Фесте, которого гонят из дома, как бедного Тома из Бедлама, назад, в лучшем случае в богадельню при церкви, а в тяжелые времена – бродить по дорогам и клянчить хлеб, глядеть в лицо ведьмам и голодным демонам, и лишь одежка из песен прикроет его наготу от безумных буйных бесов. Только сова да падающая звезда будут свидетелями его злосчастий.

Так подайте мне хоть сухой ломоть,

Хоть какой-нибудь одежки!

Подойди, сестра, погляди – с утра

Бедный Том не ел ни крошки