Заупокойная месса - [81]
строго смотрит на нее Лучше скажи мне, зачем ты приехала? Не могло же у тебя быть таких преступных инстинктов, чтобы разбить счастье двух существ, да к тому же еще счастье человека, который благодаря тебе чуть не погиб?
Ева смеется Почти что так… Как мне жаль, что я так скоро выпустила тебя из своих рук!
Тадеуш Не ты выпустила, я сам вырвался из них!
Ева задумчиво, глядя пристально в огонь Да, правда. Меня поразила твоя сила, и только тогда я полюбила тебя…
Тадеуш насмешливо смеется О, знаю, знаю… Но позволь, ты все перебиваешь меня… Ответь на мой вопрос, — зачем ты приехала?
Ева Разве ты не знаешь, что Бронка звала меня? Может быть, это было невинной хитростью, чтобы заставить меня приехать сюда… Но она писала, что больна.
Тадеуш Ты не должна была приезжать.
Ева удивленно Почему? Ведь ты же так настойчиво звал меня, ведь ты так упорно тосковал по мне.
Тадеуш Я тосковал по тебе? Я звал?! Да я совсем забыл про твое существование.
Ева грустно Нет, ты не забыл. Все в твоем доме полно мною. Едва я переступила порог твоего дома, я почувствовала, что это — мой дом, что здесь царю полновластно я, — я одна.
Тадеуш Ха, ха… ты говоришь об обстановке… Что ж, я тебе сам это скажу — я умышленно старался подражать обстановке твоих комнат, потому что… Видишь ли, — например, когда пьяница отучит себя от водки и хочет убедиться, действительно ли он отвык, он, несмотря на отвращение, время от времени выпивает рюмку — другую. И вот если ему не захочется еще, всей бутылки, тогда значит, — он освободился от власти своего порока. Понимаешь теперь? Я нарочно так устроил здесь, чтобы все, все напоминало мне тебя.
Ева И все-таки…
Тадеуш Да, и все-таки я никогда не думал о тебе, ты мне даже не грезилась во сне.
Ева бросает полено в огонь, точно не слыхав слов Тадеуша Но ты много выстрадал, бедняга. В твоей душе, верно, была ужасная борьба, ужасный разлад. Иметь полную возможность быть счастливым, иметь богатство, иметь все к своим услугам, наконец, — иметь любящую и любимую жену… А ты ее в самом деле любишь?.. Может быть, ты только устал от борьбы, от мук, и вот теперь среди трупов и развалин снял свой боевой шлем и отираешь пот с пылающего лба?..
Тадеуш насмешливо Когда-то мне нравились твои аллегории, но теперь они ничего мне не говорят!
Ева не обращая внимания на его слова Ты счастлив, что можешь отдохнуть в зеленеющей долине, но ведь ты только потому счастлив, что отсюда можешь пойти приступом на горы. (Опять задумчиво оборачивается к камину.) О, как бы я тогда любила тебя!
Тадеуш Слушай, Ева, ты должна оставить мой дом. Перестанем играть недомолвками, недоговоренными словами. Ты знаешь, как я тебя любил… Снег, белый, мягкий снег лег на все воспоминания, на всю боль, на всю борьбу и все страдания… А если бы снег стаял…
Ева Что же тогда?
Тадеуш Тогда было бы очень скверно…
Ева Для кого?
Тадеуш Для тебя, для меня, а прежде всего — для Бронки.
Ева трет себе лоб Да, для Бронки, для Бронки. О, я очень люблю ее… (После короткой паузы.) Да, Бронка была бы очень несчастна…
Тадеуш подходит к ней и садится рядом Слушай, но слушай внимательно и постарайся понять, что я тебе скажу. У тебя есть привычка делать вид, что ты не слышишь, но теперь уж будь добра и оставь это милое обыкновение… Шуткам теперь не место.
Ева равнодушно Слушаю и постараюсь понять.
Тадеуш Я скажу тебе прямо, — я очень встревожен, очень беспокоюсь. Я скажу даже больше — я часто думал о тебе, я даже тосковал по тем испытаниям, которым ты меня подвергала, может быть, тосковал даже по тем мукам, которые я пережил подле тебя, — но теперь оставь меня! Я люблю Бронку и никогда не расстанусь с нею!
Ева Не расстанешься — так замучаешь ее. Опять обновились раны в твоем сердце, ты летишь опять на огонь… С той самой минуты, как ты услышал мой голос вон из-за той портьеры, — сразу рухнул весь тот карточный домик, который ты строил с таким трудом, с таким усердием и который ты называешь своим счастьем. (С иронией.) Да, да, меня не обманешь… Тесно тебе в этом тихом, теплом уголке. Все рвется в тебе — идти напролом, завоевывать миры. Ты — последний из той великой, прекрасной породы, для которых был слишком мал этот глупый уголок, называемый Европой.
Тадеуш с раздражением Покорно благодарю за эти новые миры, которые можно завоевать, вырезав стадо глупых, ни в чем неповинных баранов.
Ева Не то. Нужно прежде всего успокоить море, прорыть горы, нужно пережить все страдания и все восторги, чтобы открылся глазам этот новый мир. А если такой конквистадор случайно наступил железною ногою на какой-нибудь цветок, — разве это важно?.. (Протяжно, немного сонно.) Что из того, что придется вырубить лес, хотя бы и самый чудесный лес, чтобы дать своим глазам упиться новым, неведомым чудом?..
Тадеуш Что же дальше?.. дальше?!..
Ева Постой… (Вдруг смеется) Ха-ха… Как кипит в тебе пылкая кровь конквистадора. (Смотрит на него и снова упавшим тоном.) Нужно раньше успокоить море, прорыть горы, раздавить железною ногою цветок…
Тадеуш гневно Ты думаешь о Бронке?
Тадеуш таинственно
«Два бога вечно противоположны, два творца и два господина, безначальные и вечные. Добрый Бог создал духов, чистые существа; мир его – мир невидимого, мир совершенства, не знающий борьбы и боли. Злой Бог создал видимое, телесное и преходящее. Он создал плоть и страсти, землю с ее борьбой, ее муками и ее отчаянием, неизмеримую юдоль плача, создал природу, которая вечно производит только боль, отчаяние и зло. Добрый бог – это норма, закон, смирение и покорность…».
Литературная газета (Москва).- 1989.- 29 марта.- (№ 13 (5235)).- С. 4.
«„Герой“ „Божественной Комедии“ – сам Данте. Однако в несчетных книгах, написанных об этой эпопее Средневековья, именно о ее главном герое обычно и не говорится. То есть о Данте Алигьери сказано очень много, но – как об авторе, как о поэте, о политическом деятеле, о человеке, жившем там-то и тогда-то, а не как о герое поэмы. Между тем в „Божественной Комедии“ Данте – то же, что Ахилл в „Илиаде“, что Эней в „Энеиде“, что Вертер в „Страданиях“, что Евгений в „Онегине“, что „я“ в „Подростке“. Есть ли в Ахилле Гомер, мы не знаем; в Энее явно проступает и сам Вергилий; Вертер – часть Гете, как Евгений Онегин – часть Пушкина; а „подросток“, хотя в повести он – „я“ (как в „Божественной Комедии“ Данте тоже – „я“), – лишь в малой степени Достоевский.
«Много писалось о том, как живут в эмиграции бывшие русские сановники, офицеры, общественные деятели, артисты, художники и писатели, но обходилась молчанием небольшая, правда, семья бывших русских дипломатов.За весьма редким исключением обставлены они материально не только не плохо, а, подчас, и совсем хорошо. Но в данном случае не на это желательно обратить внимание, а на то, что дипломаты наши, так же как и до революции, живут замкнуто, не интересуются ничем русским и предпочитают общество иностранцев – своим соотечественникам…».
Как превратить многотомную сагу в графический роман? Почему добро и зло в «Песне льда и огня» так часто меняются местами?Какова роль приквелов в событийных поворотах саги и зачем Мартин создал Дунка и Эгга?Откуда «произошел» Тирион Ланнистер и другие герои «Песни»?На эти и многие другие вопросы отвечают знаменитые писатели и критики, горячие поклонники знаменитой саги – Р. А. САЛЬВАТОРЕ, ДЭНИЕЛ АБРАХАМ, МАЙК КОУЛ, КЭРОЛАЙН СПЕКТОР, – чьи голоса собрал под одной обложкой ДЖЕЙМС ЛАУДЕР, известный редактор и составитель сборников фантастики и фэнтези.
«Одно из литературных мнений Чехова выражено в таких словах: „Между прочим, читаю Гончарова и удивляюсь. Удивляюсь себе: за что я до сих пор считал Гончарова первоклассным писателем? Его Обломов совсем не важная штука. Сам Илья Ильич, утрированная фигура, не так уже крупен, чтобы из-за него стоило писать целую книгу. Обрюзглый лентяи, каких много, натура не сложная, дюжинная, мелкая; возводить сию персону в общественный тип – это дань не по чину. Я спрашиваю себя: если бы Обломов не был лентяем, то чем бы он был? И отвечаю: ничем.
Л. Д. Зиновьева-Аннибал (1866–1907) — талантливая русская писательница, среди ее предков прадед А. С. Пушкина Ганнибал, ее муж — выдающийся поэт русского символизма Вячеслав Иванов. «Тридцать три урода» — первая в России повесть о лесбийской любви. Наиболее совершенное произведение писательницы — «Трагический зверинец».Для воссоздания атмосферы эпохи в книге дан развернутый комментарий.В России издается впервые.
Автор книги — дочь известного драматурга Владимира Масса, писательница Анна Масс, автор многих книг и журнальных публикаций. В издательстве «Аграф» вышли сборники ее новелл «Вахтанговские дети» и «Писательские дачи».Новая книга Анны Масс автобиографична. Она о детстве и отрочестве, тесно связанных с Театром имени Вахтангова. О поколении «вахтанговских детей», которые жили рядом, много времени проводили вместе — в школе, во дворе, в арбатских переулках, в пионерском лагере — и сохранили дружбу на всю жизнь.Написана легким, изящным слогом.
Автор книги — дочь известного драматурга Владимира Масса, писательница Анна Масс, автор 17 книг и многих журнальных публикаций.Ее новое произведение — о поселке писателей «Красная Пахра», в котором Анна Масс живет со времени его основания, о его обитателях, среди которых много известных людей (писателей, поэтов, художников, артистов).Анна Масс также долгое время работала в геофизических экспедициях в Калмыкии, Забайкалье, Башкирии, Якутии. На страницах книги часто появляются яркие зарисовки жизни геологов.
Книга знакомит с жизнью Т. А. Луговской (1909–1994), художницы и писательницы, сестры поэта В. Луговского. С юных лет она была знакома со многими поэтами и писателями — В. Маяковским, О. Мандельштамом, А. Ахматовой, П. Антокольским, А. Фадеевым, дружила с Е. Булгаковой и Ф. Раневской. Работа театрального художника сблизила ее с В. Татлиным, А. Тышлером, С. Лебедевой, Л. Малюгиным и другими. Она оставила повесть о детстве «Я помню», высоко оцененную В. Кавериным, яркие устные рассказы, записанные ее племянницей, письма драматургу Л. Малюгину, в которых присутствует атмосфера времени, эвакуация в Ташкент, воспоминания о В. Татлине, А. Ахматовой и других замечательных людях.