Затворник - [28]

— Клинок! Клинок! — закричал Коршун, вытаращив округлившиеся глаза.

— Вы какого ляда тут наделали! — проскрежетал Клинок зубами.

— Да что мы-то! Эти сами на нас налетели, на Вепря вон!

— Сами?! — рычал Клинок — А голова на плечах есть у тебя! Что наделали, я тебя спрашиваю! Кровь пролили! Теперь обряду конец… Эй вы, что встали! Коней заводите! — прикрикнул он же на конюхов, залюбовавшихся дракой дорогих гостей. Конюхи без разговоров кинулись ловить лошадей.

— Твоего туда же, боярин? — на бегу переспросил Клинка один.

— Да, туда же.

Клинок повернулся к Вепрю, Пиле и Коршуну. Коршун уже поднялся, и набыченый, отряхивался от дворовой пыли. Кровь из уха Вепря стекала по шее и расплывалась пятном по рубахе. Пила облизывал разбитую губу.

— Вы все, за мной! — приказал Клинок и сам пошел быстро к гостиничной хоромине. Тем временем на крыльце показался управляющий, позванный на беспорядок кем-то из слуг. Клинок тут же взял в оборот и его.

— Ты за хозяина?

— Да, боярин, чего… — ответил тот, мигом оглядев двор, суматоху и побитых старых.

— Этим пусть воды вынесут, — кивнул Клинок на поверженных — и пусть убираются. Где наши места? Давай веди.

— Как скажешь, Боярин! Вас ведь пятеро… Вам в скольких комнатах?

— В одной всех. Если лавок не хватит — скамьи неси, стели хоть на полу, но чтобы всем в одной. Пошли быстро!

Вслед за Красной Рубахой Клинок провел остальных по хоромине через широкую столовую, наполненную густым запахом свежего хлеба. Дальше — по лестнице на второй ярус. Миновав несколько поворотов по коридору, слуга остановился у нужной комнаты.

— Заходи бегом! — скомандовал Клинок. Коршун, Вепрь и Пила гуськом прошмыгнули через дверь.

— Слушай, захозяина! — войдя в комнату и придерживая изнутри дверь, сказал Клинок — Нам сюда тоже, умыться и полотно почище. Больше никого не впускай, и не посылай, пока сами не скажем. Сейчас наш пятый будет, такой длинный, в колпаке, на пегой лошади. Встретишь его сам и сюда без расспросов проведешь. Понял?

— Понятно, боярин!

— Подожди. Коршун!

— Чего… — буркнул провинившийся.

— Денег дай!

Взяв у Коршуна кошелек, Клинок вытащил и сунул в руку слуге несколько монет.

— Держи. Все, нас не тревожить. Если эти, что во дворе, будут требовать платить за бесчестие, сам иди сразу ко мне.

И закрыл дверь прямо перед лицом собеседника. Впрочем тот, кажется, и за дверью продолжал умиленно пригибаться.

В широкой чистой горнице у стен стояли пять лавок. В углу против входа — стол с тремя скамейками. Левее двери — одежные крюки и маленькая скамья для обувания. Два больших окна в смежных стенах были зарешечены и застеклены. «Светло как на улице» — подумал Пила. Раньше такие окна ему приходилось видеть только снаружи.

Гости расселись по лавкам и сидели молча, мрачнее серых валунов. Пиле тоже ничего больше не оставалось, как сесть и помалкивать. В тишине было хорошо слышно, как на дворе управляющий спроваживает отлупленных постояльцев. Каждое его слово доносилось так явственно, словно он раскланивался и юлил прямо здесь, перебегая между лавками от Клинка к Вепрю и обратно. Вскоре принесли воду в большом кувшине и ушат. Клинок с Коршуном обмыли и перевязали Вепрю ухо и выставили ушат за дверь. Тишина и неподвижность восстановились…

— Нам нужно долго так сидеть? — спросил наконец Вепрь.

— Пока Рассветник не вернется. — сказал Клинок — Мне по городу теперь одному ходить нельзя, а вам двоим — тем более нечего высовываться.

— А по нужде как? — зло съязвил Коршун.

— Коридорного крикнешь, тебе ведро принесут. Если, конечно, не хочешь, чтобы тебе с говном кишки выпустили для кучи.

— Понятно… — пробубнил Коршун.

— Понятно! — передразнил Клинок — Это и то — когда Рассветник вернется. А пока потерпишь.

Впрочем, терпеть долго не пришлось. Видно дело у Рассветника с Борцом было скорым, а еще вернее он, узнав о беспорядке, поспешил быстрее переговорить и явиться. Красная Рубаха, как и условились, встретил его сам и провел к остальным. Окинув беглым оком комнату, Рассветник задержал взгляд на перевязанном Вепре.

— С тобой что?

— Ухо поранено. — ответил Вепрь.

— Чувствуешь себя как?

— Я здоровый.

— А ты? — покосился Рассветник на изукрашенную харю Пилы.

— Ерунда… — сказал горюченец.

— Ладно. — Рассветник снял колпак, распоясался и сел на свободную лавку. — Рассказывайте, как было.

Рассказывал Коршун. С того, как Вепрь по ошибке распорядился чужим слугой, и до появления Клинка. Выслушав, Рассветник спросил у остальных, так ли все было. Вепрь сказал: «Да. Так все было.» Пила молча кивнул.

Рассветник стал говорить сам — не так, как другие. Не с тем бешенством, с каким Коршун ревел у ворот на Жадину, и не с холодной сухой яростью Клинка. Он говорил спокойно, рассудительно, но веско, сурово и непреклонно. Пиле тут вспомнилась его встреча со злополучным проезжим в Горюченском, и парень внутренне был даже как будто рад, что не его сейчас так строго отсчитывают. Коршун с Вепрем сидели такие пришибленные и унылые, словно им, как тогда Пиле, каждое слово Рассветника стучало молотком по темечку.

Рассветник говорил, что выполняя такое важное дело, какое им досталось, и будучи за так многое в ответе, надо семижды думать, прежде чем из-за какой-нибудь хрени, ладно бы — своей непутевой головой играть, но и все дело ставить под угрозу. Говорил, что Вепрь с Коршуном сами вызвались ему помогать, и просили быть им наставником, обещали слушаться беспрекословно, с тем условием их и Барс отпустил из гор. А теперь они, выходит, и Барса подвели, и его, Рассветника. И Старшему за таких «последователей» узнай он, было бы стыдно, которые важное и ответственное поручение выполняют, а ведут себя при этом, будто на свое подворье вышли, холопам подзатыльников раздать! Самого Старшего учениками себя называют, а ума показывают — что у тех бычков, с которыми нынче сцепились. А уж если никак нельзя было уклониться от драки, так на кой тогда мастер Сыч их учил, если без кровопролития не смогли нескольких болванов остудить! Благо не своя пролитая кровь, а только чужая отнимает силу у обряда, и не веприно раненое ухо, а разбитые носы и губы незнакомцев теперь могут довести до беды.