Затейник - [3]

После ужина ему захотелось насладиться Копакабаной ночью, и его новая подружка была согласна. Он взял в отеле плед. Лежа на нем, Инграм ощущал еще теплый песок.

Они выбрали местечко в стороне, потому что Инграм не хотел быть потревоженным при известных обстоятельствах. Он ухмылялся, когда думал об этом. В Лондоне вряд ли нашлась бы женщина, которая обратила бы внимание на рыжеволосого мужчину — они пользовались репутацией скучных и бесцветных. Если он расскажет своим коллегам, кого он подцепил в Рио, никто не поверит. Ему необходимы были фотографии, так сказать, доказательства.

Мона на минуту отлучилась — пошла принести выпить. Кокосовое молоко с солидной долей рома. Напиток, который освежал, утолял жажду и одновременно поднимал настроение.

Инграм лежал на спине.

В Рио он смог убедиться, что фото и рассказы не врали, — небо было бесконечно. Описать его невозможно — нужно видеть. Темно-синее, бархатистое, усыпанное звездами, которые не видны в Северном полушарии.

Он вертел головой, разглядывая возникающие миражи. Сахарная голова на ночном небе увеличивалась и превращалась в ископаемое животное. До сих пор это видение было знакомо ему по фотографиям, даже и не верилось, что оно существует на самом деле.

Мона отсутствовала довольно долго. Он истомился по ней; Инграм хотел, чтобы она все время была рядом, и подумывал о том, чтобы взять ее с собой в Лондон.

Было уже не так жарко, как днем, ветер приносил прохладу. Поэтому Инграм надел рубашку. Белую, свободного покроя.

Он снова лег, посмотрел на небо, и ему казалось, что постоянно появляются новые видения. Эта ночь была как волшебное сновидение, и ему даже в голову не приходило вспоминать о нападениях на пляже. В таких случаях бывали и убитые, головорезы оставляли трупы на месте.

Звуки музыки ласкали его слух. Это была, конечно же, ламбада, горячий танец, который в Бразилии исполнялся блестяще. Даже дети трущоб танцевали его. Они мечтали о лучшей жизни. Инграм же мечтал о часах, проводимых с Моной в номере отеля. Он не заметил, как глаза его закрылись и на губах появилась улыбка.

Он не чувствовал опасности. Некто, лежа на песке, наблюдал за отдыхающим и ждал подходящего момента.

Женщина ушла, парень лежал один, расслабившись.

Тень на песке начала двигаться, сильно согнувшись, почти на четвереньках; песок лишь тихонько скрипел. Нужно было обладать хорошим слухом, чтобы поймать хотя бы звук.

Ночь выдалась голубой, светлее, чем обычно. Чуть поодаль стояли ларьки, небольшие бары и стойки. Там ночь превратили в день.

Инграм вздрогнул, когда обнаружил, что чуть было не заснул.

Он вскочил.

Это заметила тень.

В двух шагах позади англичанина она распласталась на песке. Когти вонзились в мелкозернистый песок, как бы желая ухватиться за него. Бежали секунды. Мужчина не ложился. На руке у него были часы, и он посмотрел на них. Это отвлекло его.

Ничто более не сдерживало тень. Она поднялась и превратилась в чудовищного зверя. Чудовище в два прыжка приблизилось к Инграму, и его жертва уже не могла спастись.

В последний момент Инграм почувствовал — что-то не так. Он повернулся назад.

Но его настиг первый удар.

Он упал на бок, когти рвали кожу на его лице.

Боль пронзила глаза, как если бы в них вонзили пилу.

Он хотел закричать.

Следующий удар заставил его замолчать, третий — перевернул его лицом в теплый песок, и он уже не мог вдохнуть воздух. Четвертый удар оборвал жизнь Инграма.

Немного позже вернулась Мона. В руке она держала два стакана. То, что она увидела, было ужасно. Ее крик разорвал ночь, стаканы упали на жестоко истерзанное тело, и жидкость растеклась по нему.

Когда подошла помощь, от Моны не осталось ничего.

* * *

После выписки из больницы Гленда Перкинс отправилась на отдых. Рождество и Новый год она, видимо, проведет там. Так что, придя в бюро, мы нашли его опустевшим и осиротевшим.

— Кофе нет, — грустно сказал я.

— Чая тоже, — добавил Сьюко.

Мы улыбнулись друг другу: «Что будем делать, старина?»

Я выглянул наружу. Небо было пасмурным. Тучи разливали мелкий дождь. Счастье, что это был дождь, потому что на севере Англии в декабре пронеслась невиданная снежная буря.

— О чем ты думаешь, Джон?

— О солнце, о пляже, о великолепном лете, о девочках в легких платьях, о прохладных напитках…

— Так возьми отпуск.

Я повернулся.

— Я и собирался это сделать и отправиться на Карибское море, это был бы экстракласс.

— Спроси старика, как он к этому относится?

— Да никак.

— Ты уже спрашивал?

— Да он провидец, прямо-таки экстрасенс, — услышали мы голос шефа, который уже прошагал через приемную и входил в бюро.

Мы поздоровались и увидели на лице шефа улыбку. Когда оно изображало улыбку, это означало — что-то было не так, и мы приготовились слушать.

Он сел на краешек письменного стола, посмотрел на меня и спросил:

— Хотите на солнышко, Джон?

— Я бы не отказался.

— Вы тоже хотите, Сьюко?

— Я тоже не против.

Сэр Джеймс кивнул, почти печально.

— А я должен торчать в зимнем пасмурном Лондоне.

— И мы.

— Вы так считаете, Джон?

Мы замолкли. Сэр Джеймс стал вновь нагнетать обстановку. Он выдавливал из себя правду по каплям.

— Много на свете уголков, где сейчас светит солнышко. Я не говорю об Австралии. Но как вы отнесетесь к Рио?