Затерянный мир. Отравленный пояс. Когда мир вскрикнул - [5]

Я вошел в клуб. Было начало двенадцатого, и в большом зале уже толкалось довольно много народу, хотя до полного сбора было еще далеко. В кресле у камина сидел высокий, худой, угловатый человек. Я пододвинул к огню свой стул, и мужчина обернулся в мою сторону. Это была самая удачная встреча, какую я только мог себе вообразить, – Тарп Генри, сотрудник журнала «Природа»[24], тощее, сухощавое создание, о котором знавшие его люди отзывались как о добрейшем человеке. Я сразу же перешел к сути дела.

– Что вы знаете о профессоре Челленджере?

– Челленджер? – Брови Генри неодобрительно нахмурились. – Челленджер – это человек, который приехал из Южной Америки и привез с собой кучу разных небылиц.

– Что за небылицы?

– О, всякие выдумки относительно открытых им странных животных. Думаю, что он уже взял свои слова обратно. Так или иначе, все затихло. Сначала Челленджер дал интервью корреспонденту «Рейтер»[25], но после этого поднялась жуткая шумиха, и он понял, что так дело не пойдет. Довольно постыдная история. Пара человек склонна была воспринимать Челленджера всерьез, но вскоре он сам их отвадил.

– Каким образом?

– Своим невозможным поведением и невыносимой грубостью. Там был старина Уодли из Зоологического института, который послал ему такое приглашение: «Президент Зоологического института выражает профессору Челленджеру свое искреннее почтение и сочтет за честь, если тот окажет ему любезность и посетит следующее собрание». На что последовал совершенно непечатный ответ.

– Не может быть!

– Может. Цензурная версия этого послания звучит примерно так: «Профессор Челленджер выражает президенту Зоологического института свое искреннее почтение и сочтет за честь, если тот окажет ему любезность и отправится к черту».

– Господи!

– Да, думаю, старина Уодли сказал примерно то же самое. Помню его скорбные причитания на собрании, которые начинались словами: «За пятьдесят лет моего общения с представителями науки…» Это буквально надломило старика.

– А что еще известно о Челленджере?

– Как вы знаете, сам я – бактериолог. Я живу в мире, который виден в микроскоп с увеличением в девятьсот раз, и не могу сказать, что отношусь серьезно к тому, что вижу невооруженным глазом. Я нахожусь на передовом крае Неизведанного и чувствую себя не в своей тарелке, когда мне приходится покидать кабинет и сталкиваться со всеми вами – такими большими, грубыми и неуклюжими. Я веду слишком уединенный образ жизни, чтобы обсуждать всякие скандалы, но вот в научных беседах я действительно слыхал кое-что о Челленджере, потому что он относится к такому типу людей, которых нельзя просто игнорировать. О нем говорят, что он умен, полон энергии и жизненных сил. Но при этом – сварливый, дурно воспитанный чудак, да еще и абсолютно неразборчивый в средствах. Он даже пошел на подделку нескольких фотографий, связанных с его экспедицией в Южную Америку.

– Вы сказали, что он чудак. А в чем заключаются его чудачества?

– Их у него тысячи. Последнее касается теории Вейсмана и эволюции. Говорят, что в Вене Челленджер устроил по этому поводу жуткий скандал.

– Вы могли бы рассказать мне, о чем там шла речь?

– В данный момент нет, но имеется перевод протоколов этого заседания. Он находится у нас в редакции. Заглянете к нам?

– Именно об этом я и хотел вас попросить. Я должен взять интервью у этого типа, и мне нужно как-то к нему подступиться. Было бы просто замечательно, если бы вы смогли мне в этом помочь. Я бы пошел вместе с вами прямо сейчас, если, конечно, еще не слишком поздно.

Еще через час я сидел в конторе журнала, а передо мной лежал огромный том, открытый на статье под названием «Дарвин против Вейсмана» с подзаголовком «Бурные протесты в Вене. Документальные протоколы заседания». В свое время я несколько пренебрег своим научным образованием и поэтому не мог в полной мере вникнуть в суть спора, но было очевидно, что английский профессор подал свою точку зрения в чрезвычайно агрессивной форме, что вызвало у его континентальных коллег сильнейшее раздражение. В глаза мне сразу бросились взятые в скобки комментарии к тексту – «Возгласы протеста», «Неодобрительный гул в зале», «Апелляция к председателю». Что касается содержания дебатов, то текст мог быть с таким же успехом написан и по-китайски, поскольку я все равно ничего не понял.

– Не могли бы вы перевести все это для меня? – жалобно попросил я своего коллегу.

– Так это же и есть перевод.

– Тогда, видимо, мне нужно попытать счастья с оригиналом.

– Он, пожалуй, сложноват для неспециалиста.

– Чтобы уцепиться за общий смысл, мне следует найти хотя бы одну хорошую, содержательную фразу, выражающую определенную человеческую мысль. Ага, вот эта, похоже, мне подойдет. Я даже почти понимаю ее смысл. Сейчас я ее перепишу. Она будет моей путеводной ниточкой к этому ужасному профессору.

– Могу я еще чем-то помочь вам?

– Да, пожалуйста, я собираюсь написать ему письмо. Если бы я мог написать его на вашем бланке и использовать ваш обратный адрес, это придало бы вес моему посланию.

– Тогда этот тип заявится сюда и начнет ломать здесь мебель.

– Нет-нет, вы сами увидите это письмо – ничего вздорного, уверяю вас.