Затем - [70]

Слегка понизив голос, Дайскэ подробно обрисовал все перемены в отношениях супругов Хираока с момента их приезда в Токио. Хираока, плотно сжав губы, с жадностью ловил каждое слово, каждую фразу. Дайскэ говорил чуть ли не час. По Хираока его не перебивал, лишь задал несколько коротких вопросов.

— Таково истинное положение вещей, — в заключение сказал Дайскэ. У Хираоки вырвался не то вздох, не то стон, и Дайскэ почувствовал, как тяжесть камнем легла ему на сердце. — Ты вправе сказать, что я тебя предал, что, как друг, поступил подло. И мне нечего возразить. Я виноват.

— Выходит, ты и сам считаешь, что поступил скверно?

— Разумеется.

— Но продолжаешь в том же духе? — В тоне Хираоки зазвучали напряжённые нотки.

— Совершенно верно. И поэтому с открытым сердцем приму любое наказание, которому ты нас подвергнешь. Моим долгом было рассказать тебе всё начистоту, а уж ты придумай кару!

После недолгой паузы Хираока совсем близко наклонился к Дайскэ:

— И ты полагаешь, что в мире существует способ, с помощью которого можно восстановить поруганную честь?

Дайскэ не ответил, и Хираока продолжал:

— Здесь всё бессильно: закон, наказание — ничто не поможет!

— Значит, говоря о восстановлении чести, ты имеешь в виду нас троих?

— Вот именно!

— Но для этого необходимо, чтобы у Митиё изменились чувства и она полюбила тебя вдвое сильнее прежнего, чтобы ко мне она почувствовала отвращение, словно к змее или скорпиону. Может быть, тогда в какой-то мере ты будешь отомщён.

— И ты в силах добиться этого?

— Нет, — отрезал Дайскэ.

— Считая собственное поведение безнравственным, ты тем не менее собираешься и дальше поступать так же и довести дело до крайности?

— Возможно, в моих рассуждениях есть противоречие. Но оно, в свою очередь, основано на противоречии между супружескими отношениями, освящёнными законом, и чувствами самих супругов, так что тут ничего не поделаешь. Единственное, что в моих силах, это просить у тебя прощения, как у законного мужа Митиё. Что же до моих поступков, то хочу тебя заверить, что они вполне логичны.

— Ты, видимо, считаешь, — Хираока несколько повысил голос, — что законы общества бессильны помочь супругам наладить отношения?

Дайскэ с участием посмотрел на Хираоку, у которого вдруг стало мягче выражение лица.

— Видишь ли, Хираока-кун, с точки зрения общества дело это первостепенной важности, поскольку здесь затронута честь мужчины. И ты, не чуждый таких убеждений, разумеется, готов отстаивать свои супружеские права, нужны они тебе или не нужны. Не горячись, вспомни студенческие времена, когда нас с тобой ничто не разделяло, и выслушай меня внимательно. — Наступило молчание. Затем Дайскэ выпустил струю дыма и тихо, но решительно проговорил: — Ты никогда не любил Митиё-сан.

— Ну, это…

— Это, разумеется, не моё дело, но я не мог не сказать. Сейчас всё решает твоё отношение к Митиё-сан.

— Ты способен отвечать за свои поступки?

— Я люблю Митиё-сан.

— И считаешь себя вправе любить чужую жену?

— Что поделаешь. По закону Митиё-сан принадлежит тебе. Но она человек, и нельзя владеть ею, как вещью, даже её сердцем! Она сама вольна выбирать, кого ей любить, кого не любить. Права мужа на её чувства не распространяются. Его долг сделать всё, чтобы жена не полюбила другого.

— Положим, я действительно не любил Митиё, как ты и рассчитывал, — едва сдерживаясь, начал Хираока, сжимая кулаки. Дайскэ ждал, пока он закончит фразу.

Но Хираока вдруг спросил:

— Помнишь, что произошло три года назад?

— Три года назад ты женился на Митиё-сан.

— Верно. А при каких обстоятельствах, ты не забыл?

Мысли Дайскэ сделали резкий скачок в прошлое. Словно факел во тьме, блеснули воспоминания.

— Ты сам, первый, предложил сосватать мне Митиё.

— После того как ты признался мне, что хочешь на ней жениться.

— Я помню. И до сих пор благодарен тебе.

Некоторое время Хираока сидел в задумчивости, потом снова заговорил:

— Помню, как однажды поздним вечером мы с тобой шли в направлении к Янака. Недавним дождём сильно размыло дорогу. От музея мы, беседуя, дошли до моста, где ты участливо сказал, что хорошо меня понимаешь.

Дайскэ молчал.

— Именно тогда я подумал, как это прекрасно иметь преданного друга. Всю ночь я бодрствовал, исполненный радостного волнения, и уснул, лишь когда зашла луна.

— Такое же радостное чувство было и у меня, — точно во сне, отозвался Дайскэ.

Но Хираока резко его перебил:

— Стоило ли принимать во мне участие, быть посредником между мною и Митиё, чтобы сейчас затеять столь скверную историю? Уж лучше бы ты тогда остался равнодушным к моему признанию. Какое зло я причинил тебе, что ты мне так жестоко мстишь?

— Хираока, ведь я давно полюбил Митиё-сан, ещё до тебя.

Хираока ошеломлённо смотрел на искажённое мукой лицо Дайскэ.

— Тогда я был другим, не то что сейчас. Узнав о твоих чувствах, я решил принести в жертву собственную любовь. И совершил ошибку. Будь у меня тогда зрелый ум, я, возможно, исправил бы её, но по молодости лет отнёсся к своему чувству пренебрежительно. Как я жалею, как раскаиваюсь, стоит мне только вспомнить те времена! И дело не только во мне. Я очень виноват перед тобой. Благородство, легкомысленно проявленное мною в тот вечер, ещё менее простительно, нежели мой нынешний поступок. Но ты видишь, как я наказан. Я на коленях готов просить у тебя прощения!