Затем - [66]

— У вас такой вид, будто вы убежали от мужа.

— Ходила за покупками, лишь под этим предлогом мне можно выйти на улицу.

Как только они вошли в дом, Дайскэ сразу же достал два веера. Видимо, от солнца Митиё слегка порозовела. Усталость будто рукой сняло. В глазах появился юный блеск. Словно растворившись в этой живой красоте, Дайскэ на миг забыл обо всём на свете, но вскоре ему стало грустно, когда он подумал, что, сам того не желая, губит эту красоту. Вот и сегодня он омрачит её сияние предстоящим разговором, ради которого, собственно, и пригласил Митиё.

Каждый раз Дайскэ порывался откровенно объясниться с Митиё, но всё не решался. Было бы безнравственно, с его точки зрения, заставить эту молодую женщину, которая сидела перед ним с таким счастливым видом, хоть в какой-то мере почувствовать собственную беспомощность. Если бы не чувство долга перед Митиё, которое он остро ощущал, он не стал бы сейчас пускаться в объяснения, а снова, в той же комнате, повторил бы своё недавнее признание, пренебрёг бы всем остальным во имя тихих радостей любви.

Наконец Дайскэ решился:

— Не изменились ли у вас с тех пор отношения с мужем?

Даже такой вопрос не мог испортить настроение Митиё.

— А если бы и изменились, не всё ли равно, — ответила она всё с тем же счастливым видом.

— Вы до такой степени верите мне?

— Ещё бы! Иначе разве я могла бы так поступать?

Дайскэ поднял голову, посмотрел на высокое, сверкающее, как зеркало, знойное небо и с горькой усмешкой произнёс:

— Вряд ли я заслужил ваше доверие!

Мозг его пылал, как сушильная печь. Но Митиё, видимо, не придала его словам серьёзного значения, даже не спросила, зачем он так говорит, лишь притворилась удивлённой и коротко сказала: «Что вы!»

Дайскэ посерьёзнел.

— Мне надобно сделать вам признание. Говоря по совести, я человек не столь надёжный, как, скажем, Хираока. Так что не надо меня переоценивать. Уж лучше я откроюсь вам.

После этого предисловия последовал подробный рассказ об отношениях Дайскэ с отцом вплоть до сегодняшнего дня.

— Не знаю, что будет дальше. Но прежде всего мне надо стать на ноги. Я не желаю оставаться таким никчёмным, поэтому… — Дайскэ запнулся.

— Поэтому… Говорите, я слушаю.

— Поэтому меня тревожит ваше будущее, я не смогу быть вам опорой в той мере, как считаю нужным.

— Какой опорой? Говорите, пожалуйста, яснее, я ничего не понимаю.

Для Дайскэ было всегда главным материальное благополучие, и он не мог представить себе счастливой любимую женщину в нужде. Поэтому, размышляя о долге перед Митиё, он включал в это понятие также и богатство и, исходя из этого, ответил:

— Я говорю об опоре не в моральном, а в материальном смысле.

— Да мне она и не нужна.

— Независимо от вашего желания она станет со временем необходимой. Многое в наших с вами отношениях будет зависеть от материального благополучия.

— Многое или немногое, стоит ли сейчас об этом беспокоиться?

— Говорить легко, гораздо тяжелее жить, и это совершенно очевидно.

По лицу Митиё пробежала тень.

— Стоило мне нынче услышать о вашем батюшке, как я сразу всё поняла. А уж вам-то, я думаю, следовало это знать давным-давно.

Дайскэ не нашёлся что ответить. Обхватив голову руками, он, словно обращаясь к самому себе, проговорил:

— Что-то неладное со мной творится.

На глаза у Митиё навернулись слёзы.

— Зачем же мучиться? Помиритесь с отцом, а обо мне не тревожьтесь.

Дайскэ сжал руку Митиё и с жаром воскликнул:

— Да пожелай я так поступить, я и не подумал бы тревожиться. Но я сочувствую вам, простите же меня!

— Простить вас… — дрогнувшим голосом прервала его Митиё. — Ведь я сама всему виной, зачем же у меня просить прощения? — И она разрыдалась.

— Неужели вы станете терпеть нужду? — мягко спросил Дайскэ.

— Отчего же терпеть? Ведь так оно и должно быть.

— Мало ли что может случиться!

— Знаю. Но я ко всему готова. С недавних пор… С недавних пор я твёрдо решила умереть, если появится в том надобность.

Вздрогнув, Дайскэ снова спросил:

— Вы не строите никаких планов на будущее?

— Никаких. Как вы пожелаете, так и будет.

— Скитаться…

— Могу и скитаться, если прикажете, и умереть.

Дайскэ снова вздрогнул.

— А если оставить всё, как есть?

— И так можно.

— Хираока ничего не подозревает, как по-вашему?

— Возможно, и подозревает. Но я решилась, и вам не о чем беспокоиться. Пусть даже он убьёт меня, мне всё равно.

— «Умру», «убьёт», стоит ли бросаться такими словами?

— Но ведь я долго не протяну, пусть даже всё останется по-прежнему.

Дайскэ словно застыл, не сводя глаз с Митиё. Она снова разрыдалась и была близка к истерике.

Спустя немного Митиё успокоилась. Лицо её прояснилось. Перед Дайскэ снова сидела обаятельная женщина, спокойная и мягкая, как всегда.

— Можно мне поговорить с Хираокой?

— А вы сможете? — удивилась Митиё.

— По крайней мере, надеюсь на это, — твёрдо ответил Дайскэ.

— Как вам будет угодно, — сказала Митиё.

— Так, пожалуй, и сделаем. Нечестно обманывать Хираоку. Я постараюсь объяснить ему реальное положение вещей. Если понадобится — извинюсь. Разумеется, всё может получиться вопреки моим ожиданиям, но я сделаю всё, чтобы предотвратить трагический исход. Неопределённость — вещь мучительная, да и перед Хираокой как-то неловко. Но, может быть, мои действия заставят вас испытать стыд перед мужем? Сама мысль об этом мне тяжела. Впрочем, и мне не избежать стыда. Но каждый должен нести ответственность за свои поступки. Именно поэтому надо преодолеть стыд и всё до конца рассказать Хираоке, пусть даже это не принесёт никаких результатов. Откровенное признание тем более необходимо, что сыграет решающую роль в нашей дальнейшей судьбе.