Затем - [56]

Поверив наконец в серьёзность и искренность речей Дайскэ, Умэко внимательно его слушала, не перебивая пустыми репликами, как это бывало обычно. Когда же он кончил, очень коротко и очень просто сказала:

— Однако вы поставите отца в затруднительное положение.

— Ничего, я скажу отцу всё напрямик.

— Боюсь, что уже поздно…

— Как же поздно, если я ещё ни разу не сказал «да».

— Но ведь «нет» вы тоже не сказали.

— За тем я и пришёл, чтобы сказать «нет».

Наступило молчание. Дайскэ считал разговор исчерпанным. Он всё сказал, что мог, и откровенничать дальше не собирался. Зато у Умэко так и вертелись на языке слова и вопросы, только она не знала, с чего начать.

— Не знаю, как далеко зашёл в своих переговорах отец, — сказала наконец Умэко, — но ваш отказ для всех явится неожиданностью.

— Почему же? — очень спокойно и холодно спросил Дайскэ.

— Бессмысленно об этом спрашивать.

— Пусть бессмысленно, но объясните всё же!

— Сколько бы вы ни отказывались, результат будет тот же.

Дайскэ не понял и с недоумением смотрел на Умэко. Тогда она впервые откровенно высказала ему своё мнение:

— Надо же вам когда-нибудь жениться, так стоит ли без конца привередничать? Просто перед отцом совестно. Раз вам никто не нравится, не всё ли равно, кого взять в жёны? Уж сколько вам показывали, ни одна не годится. Во всём мире, видно, не сыщешь подходящей для вас невесты. Смиритесь же с тем, что жена вам не будет нравиться, и женитесь! Не перечьте, и всё уладится ко всеобщему удовольствию. Может статься, что на сей раз отец что-нибудь предпримет без вашего ведома, не посвятит вас, скажем, в какую-нибудь мелочь и сочтёт это вполне естественным. Иначе вряд ли он доживёт до того, чтобы лицезреть вашу жену.

Дайскэ спокойно выслушал невестку и сидел молча, не возражая. Он понимал, что его доводы лишь осложнят разговор. Умэко всё равно его не поймёт, и оба они окажутся в затруднительном положении. Поэтому он сказал только:

— У вас свой резон, у меня свой, так что, прошу вас, оставим это.

По его тону Умэко почувствовала, что Дайскэ тяготит её вмешательство, однако слова его она не оставила без ответа:

— Что ж, Дай-сан, вы, разумеется, не дитя и вправе решать всё самостоятельно. Вам, видно, не нравится, что я суюсь со своими советами, так что я умолкаю. Но поставьте себя на место отца. В деньгах он вам не отказывает, и живёте вы, в сущности, на его иждивении, получая даже больше, чем в студенческие годы. И вот, пользуясь всеми этими благами, вы, ссылаясь на то, что стали взрослым, не желаете слушаться его, как прежде. Согласитесь, что это просто несерьёзно!

В запальчивости Умэко могла сказать всё, что угодно. Дайскэ её перебил:

— Но ведь, женившись, я ещё больше обременю отца.

— Неважно. Отец говорит, что это вполне его устроит.

— Значит, отец твёрдо решил женить меня, пусть даже невеста мне не по нраву?

— Так ведь во всей Японии не сыщешь девушку, которая бы вам понравилась!

— Откуда вам это знать?

Умэко в упор посмотрела на Дайскэ.

— Вы придираетесь к каждому слову!

Дайскэ наклонился к невестке.

— Я люблю одну женщину, — тихо, но твёрдо проговорил он, бледнея.

Дайскэ в шутку не раз говорил невестке подобные вещи, которые Умэко вначале принимала всерьёз. Но однажды вышел забавный случай, когда она попыталась стороной выяснить, правда ли это. С тех пор Умэко больше не верила Дайскэ, если он рассказывал ей о предметах своей любви, и часто даже насмехалась над ним. В этих случаях Дайскэ оставался совершенно невозмутимым. Но сейчас всё было по-другому. Выражение лица Дайскэ, его взгляд, тихий, но твёрдый голос, необычно серьёзный разговор — всё это буквально ошеломил Умэко. А последняя короткая фраза о женщине, которую он любит, показалась невестке блеснувшим кинжалом.

Дайскэ взглянул на часы, которые достал из-за пояса. Гости, судя по всему, не собирались уходить. Небо снова заволокли тучи. Дайскэ решил не ждать больше и поднялся.

— Я потом зайду поговорить с отцом.

Умэко между тем пришла в себя и, будучи женщиной доброй, привыкшей заботиться о других, не могла оставаться в неведении. Она стала выспрашивать, что за женщина, как её имя, и не давала Дайскэ уйти. Дайскэ, разумеется, не отвечал «Нет, скажите», — настаивала Умэко. Дайскэ молчал. Тогда Умэко спросила, отчего бы ему не взять эту женщину в жёны. Дайскэ ответил, что есть много сложностей. Он едва не довёл Умэко до слёз. Она укоряла его в неискренности, в том, что из-за него все их хлопоты пошли прахом, что он должен был сразу во всём признаться. В то же время она сказала, что жалеет его и очень ему сочувствует. Несмотря на все уговоры, Дайскэ так и не назвал имени Митиё. Умэко в конце концов отступила. Лишь когда Дайскэ стал уходить, она спросили его:

— Значит, вы сами поговорите с отцом? Мне, пожалуй, пока лучше молчать?

Дайскэ не знал, что лучше.

— Как вам сказать, — нерешительно произнёс он. — Ведь к отцу я приду, чтобы сообщить о своём отказе.

— Ладно, выберу удобный момент, сама всё расскажу. А не выберу — вы первый скажете. Другого, пожалуй, ничего не придумаешь, — с участием произнесла Умэко.

— Надеюсь на нашу поддержку, — сказал, уходя, Дайскэ.