Застрять с тобой - [3]

Неа.

Ещё в колледже я заплетала ровно три косы на каждый футбольный матч (плюс два слоя туши L'Oréal, если мы играли на выезде), а перед каждым финалом я должна была слушать «Dancing Queen» и «My Immortal» — строго в таком порядке. Слава богу, мне удалось закончить вовремя, потому что эмоциональный хлыст начал давить на меня.

Не то чтобы эта моя проблема была чем-то, что мне хотелось бы широко признавать. В основном только Маре и Ханне, моим предполагаемым лучшим подругам. Мы познакомились в первый год работы над докторской диссертацией и с тех пор вместе преодолеваем невзгоды академического сообщества STEM. По большей части их наличие в моей жизни было моей единственной настоящей радостью, но были и менее выдающиеся аспекты. Например, тот факт, что в течение четырех лет, которые мы жили вместе, они колебались между проведением акций против суеверий и подшучиванием надо мной, приглашая бездомных черных кошек в нашу квартиру каждую пятницу 13-го. (На несколько месяцев мы даже усыновили Джима Боба, пока не заметили, что котенок в объявлениях о пропаже по всему району подозрительно похож на него; Джим Боб на самом деле был миссис Пушистик, и мы тихо вернули её в посреди ночи. С тех пор по ней очень скучали.) В любом случае, да: у меня есть ужасные, удивительные, не поддерживающие суеверия лучшие подруги. Но мы больше не живем вместе. Мы даже не живем в одном городе: Мара работает в Вашингтоне в Агентстве по охране окружающей среды, а Ханна работает в НАСА и ездит между Техасом и Норвегией. Я могу бросать соль через плечо и судорожно оглядываться в поисках дерева, чтобы постучать по нему, сколько душе угодно.

Почему, почему я такая? Я понятия не имею. Давайте просто обвиним мою агрессивную итальянскую мать.

Но вернемся к утру вторника: суть моей проблемы, видите ли, в том, что ещё зимой, перед самой успешной на сегодняшний день презентацией клиента, я немного проголодалась. Так что я заскочила в крошечную кофейню Фэй и вместо того, чтобы просто попросить обычный — карательно-черный кофе: без сахара, без сливок, только горькое забвение темноты — добавила к своему заказу круассан. Он был так же хорош, как и кофе (т. е. одновременно несвежий и недоваренный; вкус колебался между крахмалом и сальмонеллой), и, к моему вечному ужасу, вскоре после этого я заключила самый прибыльный контракт, который GreenFrame видел за всю свою молодую историю.

Джианна была на седьмом небе от счастья. И я тоже, пока мой полу-итальянский мозг не начал формировать миллион маленьких связей между круассаном из ада и моей большой профессиональной победой. Вы знаете, к чему это идет: да, теперь я отчаянно чувствую, что должна съедать один из круассанов Фэй перед каждой встречей, иначе произойдет немыслимое. И нет, я понятия не имею, как отреагировать на её любезное, но решительное: — «Извини, дорогая, у нас закончились круассаны».

Разве я говорила, что в мире есть вещи похуже? Я солгала. Это катастрофа. Моя карьера окончена. Это сирены вдалеке?

— Я понимаю. — Я прикусываю нижнюю губу, приказываю ей разжаться и заставляю себя улыбнуться. В конце концов, это не вина Фэй, если мама внушила моим детским нейронам, что хождение под лестницей — верный путь к пожизненному отчаянию. Я хожу на терапию для этого. Или буду. В какой-то момент. — Ты, эм, делаешь больше?

Она смотрит на витрину. — У меня остались маффины. Черничные. Лимонная глазурь.

Ой. Это на самом деле звучит хорошо. Но. — А круассанов нет?

— А я могу сделать тебе бублик. Корица? Черника? Простой?

— Это значит «нет» круассанам?

Фэй довольно склоняет голову набок. — Тебе действительно нравятся мои круассаны, не так ли?

Мне? — Они такие, эм… — Я сжимаю ремешок своей сумки из искусственной кожи. — Уникальные.

— Ну, к сожалению, я только что отдала последний Эрику. — Фэй указывает налево, на самый конец прилавка, но я едва взглянула на Эрика — высокий мужчина, широкоплечий, в костюме, скучный — слишком занят, проклиная своё время. Я не должна была тратить двадцать минут, щекоча величественную красоту маленькой морской свинки Оззи. Теперь я по праву расплачиваюсь за свои ошибки, а Фэй смотрит на меня оценивающим взглядом. — Я поджарю тебе бублик. Ты слишком худая, чтобы пропускать завтрак. Ешь больше, и ты тоже станешь немного выше.

Сомневаюсь, что мне удастся, наконец, продвинуться дальше пяти футов в преклонном возрасте двадцати семи лет, но кто знает. — Подведем итоги, — говорю я в последней умоляющей и плаксивой попытке спасти своё профессиональное будущее, — вы сегодня больше не будете готовить круассаны?

Глаза Фэй сузились. — Дорогая, возможно, тебе слишком нравятся мои круассаны…

— Вот.

Голос — не Фэй — глубокий и низкий, доноситься откуда-то сверху над моей головой. Но я почти не обращаю на это внимания, потому что я слишком занята, глядя на круассан, который чудесным образом появился перед моими глазами. Он ещё целый, лежит поверх салфетки, с его верхушки медленно осыпаются несколько хлопьев теста. Я уже пробовала круассаны Фей и знаю, что недостаток вкуса компенсируется размером. Они очень, очень большие.