Заслон - [108]
А Рыжая шла по параллельной улице в ту же сторону, что и Шура, и вспоминала до мельчайших подробностей тот день, когда увидела его впервые.
…Ее разбудил какой-то шорох, возня у кровати, прерывистый шепот:
— А мы уйдем потихоньку… Пускай Рыжая спит. Пускай дрыхнет. Опоздает в школу, ее и не примут, ей- богу, не примут. Зачем, скажут, нам такая? В первый день — и опоздала… тоже ученица!
— А я и не сплю! — Рыжая в гневе сбрасывает с себя одеяло и садится на кровати: — Я все слышала! Я вперед вас проснулась и в школу приду первая! Вот!..
Две взлохмаченные головенки ныряют под серые байковые одеяла, и в наступившей тишине приходит горькое сожаление о сказанном. «Как же я найду эту школу?! — размышляет она в смятении. — Нужно заключить мировую. И за что только эти девчонки возненавидели меня? Я маленькая, я сегодня в первый раз иду в школу, а они бегали уже и в ту зиму».
Девчонки снова начинают шушукаться. Вдруг одна из них радостно восклицает:
— Глянь-ка, платье-то новое! Глянь!
— И у меня платье новое и передник новый, — говорит несмело Рыжая, — вот…
— Ой, и у меня передник! Погляди, Нюрка, погляди! — восторгается Настя.
Пытаясь наладить отношения, она упрямо утверждает:
— И у меня новое… и передник… и башмаки…
Серенькое платье пахнет краской и крахмалом. Оно шуршит, как бумага, и длинное, до самых пят. Воротник передника тугим ошейником сжал горло. Долго-долго возится девочка с башмаками: они ничуть не новые, бурые, ссохшиеся за лето и сначала отказываются налезать на ноги, а потом сдавливают их, как клещи. Пока она умывалась, мрачная, невыспавшаяся монахиня, мать Серафима, охая и зевая, успела причесать одну из школьниц и вплетала в косу другой розовую атласную ленту.
«А помириться-то надо, надо…» — Эта мысль не дает ей покоя, и она начинает беспечно, нараспев, как будто бы ничего и не случилось:
— И у меня лента. Вот, видите, лента!..
Тогда черненькая, шустрая, как мышонок, Настя начинает смеяться:
— У нее лента! Ха-ха-ха! Мы взяли себе голубую и розовую, а тебе оставили зеленую!
— Все не как у людей, — заключает толстенькая, с глазами-щелками Нюрка, — тьфу!..
— Да, зеленую! — продолжает Настя, — и она короче, вот на эстолько! А пойдешь по улице, тебя корова забодает. Оно уж всегда так, если лента зеленая. Потому что корова думает, будто это трава. Она как замычит: м-му… А рога у нее длинные-предлинные, а глаза…
Рыжей становится страшно. Она бледнеет и начинает тяжело дышать.
— Ну-ну, слухай их, дурочек, — успокаивает мать Серафима. — Они тебе наскажут. Полно вам, бесстыдницы, маленькую забижать, — прикрикивает она на девчонок. — А еще ученицы!
— Ты, девонька, им не верь, — продолжает наставлять, расчесывая ее редко видевшие гребешок вихры, мать Серафима. — Корова зеленый цвет любит. Она красный не обожает, а зеленый ей по карахтеру, рыженькая! Да… Ну, с богом: науку тебе обрести, горшка с кашей в платке не нести! — и она растроганно крестит склоненную головку с зеленой ленточкой в огненной косичке.
Гулко ударил большой колокол. Привратница распахнула маленькую боковую калитку. Девочки шагнули на тротуар. Путаясь в длинном платье и едва поспевая за двумя подругами, Рыжая вдруг вспомнила, что только второй раз за всю свою жизнь она вышла с монастырского двора.
Впервые это случилось зимой, в Крещенье. Она тогда увязалась с крестным ходом на Амур — «Иордань». Улица тогда была покрыта снегом. Снег лежал всюду: на крестах, на деревьях, на крышах домов… Выбившиеся из-под платка кудряшки так заиндевели, что ее никто уже не назвал бы рыжей. Мороз больно пощипывал пальцы на руках и ногах. Потом так сильно захотелось спать. Из глаз катились слезы и застывали, и тело стало превращаться в ледышку, а вокруг колыхался синий туман. Как попала она домой, не помнила, хотя от матери Серафимы слышала не раз, будто упала без сознания на лед и ее на извозчике привезли обратно в приют. На извозчике… Как это интересно! А что такое извозчик?!
Ногам стало жарко. А улица была тихая, вся поросшая влажной и прохладной травой, и ей вдруг нестерпимо захотелось скинуть башмаки и побегать по этой траве босиком. Она еще никогда не бегала босая по траве. Трава не росла на мощеном монастырском дворе, а на примыкавшем к нему маленьком кладбище трава была высокая и переплеталась с одичавшей малиной, путалась с жгучей крапивой и обнималась с колючим шиповником. Разве по такой траве побежишь, не исколов до крови ноги, как исколот терновым венцом лоб распятого на кресте Иисуса? Мраморные ангелы стыли над могилами, и дети приходили в этот сад смерти лишь затем, чтобы чистыми, ангельскими голосами спеть «вечную память» тому, кто навсегда скрывался под землей.
…В школьном коридоре приютские девочки смешались с другими детьми, и она осталась одна. Прижавшись к стенке, первоклассница испуганными глазами наблюдала маленьких и больших людей, вслушивалась и пыталась понять их разговоры. Перед нею открывался новый, неведомый мир, и она вдруг увидела себя со стороны: маленькую, заброшенную, смешную и непохожую ни на кого. И голубенькая тетрадка в руках, и остро отточенный карандаш казались ненужными, стыдными до слез. А еще она поняла, как необходим самый обыкновенный носовой платок. Но платка у нее не было, и она вытирала нос шуршащим рукавом новенького платья.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.