Заря над степью - [2]

Действие этого многопланового романа охватывает период с конца XIX века и до сороковых годов нашего столетня, оно выходит за пределы дореволюционной Монголии и переносится то в Тибет, то в Китай, то в Россию.

В центре романа жизнь арата Ширчина, прошедшего долгий и трудный путь от сироты батрака до лучшего скотовода страны. По признанию автора, основой для этого образа послужила биография одного из передовых скотоводов Монголии. Через судьбу Ширчина высвечена историческая вертикаль в жизни народа Монголии. Из множества людей, характеров, судеб, как из огромного пространства, которое открывается с высоты полета, писательский объектив выделяет самое яркое, характерное, знаменательное. Перед читателем проходит множество образов героев: одни — как Ширчин, его жена Цэрэн, старик Батбаяр и его сын Насанбат — становятся главными, другие с развитием действия остаются где-то в пути, сыграв свою роль. Но так же, как это бывает на сцене, когда в эпизодической ролл оказывается талантливый исполнитель, образы и эпизоды, оставшиеся на заднем плане, не забываются. Необходимо обратить внимание читателя на присутствие в романе Б. Ринчена известной доли психологизма — черта, новая для монгольской прозы. В книге чередой проходят народные типы. Реальные и вымышленные герои из среды светских и духовных феодалов — ревнителей желтой (ламаистской) религии. Многоликость последних писатель обнажил до предела. Он безжалостно развенчивает тех, без кого простой арат не смел в своей жизни сделать ни шагу, без чьего благословения не мог решить ни одного дела, став жертвой слепого суеверия, религиозных предрассудков. Иногда кажется, что отдельные страницы написаны с предельной натуралистичностью, слишком жестоки кровавые сцены… А может быть, это картины из жизни без прикрас, желание показать, что пришлось вынести многострадальному монгольскому народу при феодализме.

Простая аратка Тансаг, следуя давно заведенному правилу, отдает своего старшего сына Чоймбола в учение к ламе — в монастырь. Издевательства ламы-«учителя» и полнейшая безысходность вынуждают мальчика к побегу. Помните, как сжималось наше сердце от жалости к чеховскому Ваньке Жукову, просившему дедушку сделать божескую милость — увезти его, потому что «нету никакой возможности, просто смерть одна…»? Чоймбол в отличие от Ваньки не может излить свое горе в письме к матери, но мера его мучений переполнена, и это заставляет его пересилить страх. Ничего не может быть страшнее новых побоев, жутких истязаний, которые ждут мальчика за новый, третий побег — страшнее этого только смерть. Смерть настигает его в безлюдной степи. Волки растерзали несчастного мальчика. Страшно прозрение Тансаг, прощающейся с останками сына. Писатель до предела доводит драматизм этой сцены.

Иногда в книге, как бы подтверждая достоверность случившегося, стоит примечание автора: «подлинный факт». Роман написан на основе подлинного исторического материала. Писатель поднял и архивные документы и опросил множество очевидцев, чья память хранит картины прошлого, впечатления от встреч с крупными деятелями дореволюционной Монголии или услышанный и, несомненно, много раз повторенный и потому обретший стойкость во всех главных деталях устный рассказ о том или ином событии. В монгольской литературе с давних пор бытует традиция устных рассказов. Существует и традиция пересказа литературных художественных произведений, известная как особый жанр монгольского фольклора, кстати, он описан академиком Б. Ринченом. Еще до начала 30-х годов нынешнего столетия на площадях монгольской столицы можно было видеть распевавших стариков сказителей. Но главным очевидцем революционных событий был, несомненно, сам автор. В 1921 году Б. Ринчену шел шестнадцатый год. На его глазах войска народной армии во главе с Сухэ-Батором разгромили в Кяхте, в городе, где Б. Ринчен родплся и жил, китайских оккупантов — гаминов. Юный Ринчен заполнил листки записной книжки впечатлениями от жаркого боя, от запылавшей над степью яркой, красной зари. Революционная пора отмечена и личной встречей с Сухэ-Батором, напутствовавшим молодежь на учебу. «Нам нужны образованные люди!» — сказал Сухэ-Батор Ринчену. И когда в Ленинград учиться в высших учебных заведениях поехали первые монгольские студенты. Б. Ринчен был в их числе. Ему довелось заниматься у крупнейших советских востоковедов — В. М. Алексеева, В. В. Бартольда, Б. Я. Владимирцова, Ф. И. Щербатского. В воспоминаниях Б. Ринчена об этом периоде есть интересная страница о встрече в Верхнеудинске будущих студентов с монгольским полководцем Хатан Батором Максаржабом. Узнав, что молодые люди едут учиться в Ленинград. Максаржаб напутствует их: «Есть пословица: „Дорожи на чужбине честью, на родине — дружбой“, — сказал он. — Помните эту пословицу. По вашему поведению будут судить о нас, монголах. И хорошо учитесь… Пусть никто не скажет, что у советских ученых были плохие монгольские ученики!»

А вот что пишет академик Б. Ринчен в своих воспоминаниях: «Годы учебы в Ленинграде были для меня самыми счастливыми. И тысячи воспоминании о советских академиках, моих требовательных учителях, указавших мне цель в жизни, возникают в памяти. Они живы в моей памяти, как жив наказ Хатан-Батора Максаржаба: пусть никто не скажет, что у советских ученых были плохие монгольские ученики!»